Русский штык на чужой войне

В тот же день вечером мы получили распоряжение собрать свои вещи и быть готовыми к отъезду. Мы должны были симулировать побег (из лагеря интернированных Стржалково. – Ред.) и поэтому нам рекомендовали брать с собой как можно меньше вещей.

В 11 часов вечера я взял полотенце и вышел из барака. В 11 часов 30 минут все мы собрались у выхода из лагеря. Польский часовой был предупрежден… и поэтому не задержал нас, а только улыбался.

За оградой нас ожидал наш бывший начальник бронепоезда, с которым мы отправились к станции. Он выдал нам по 300 марок на пищу, что было очень много, и мы при всем желании не могли их потратить. Нам отвели отдельное купе в вагоне на семь человек, и мы двинулись к Варшаве…

Перед выходом на Варшавском вокзале… три босяка почему-то обвинили нас в похищении у них кошелька. У нас с ними завязался крупный разговор, и в конце концов в это дело вмешался польский жандарм (скорее всего, в данном случае имел место пример взаимовыгодного сотрудничества польских силовиков и антисоциальных элементов. – Ред.) и нам бы пришлось очень скверно, хотя мы и не были виноваты. Ведь с русскими в Польше тогда не церемонились.

Но тут вернулся наш отлучившийся куда-то бывший начальник бронепоезда и, увидев такую сцену, подошел к жандарму и показал ему какую-то бумажку. Тот вытянулся в струнку, взял под козырек, и мы спокойно ушли, а босяки были арестованы жандармом.

В Варшаве мы поместились в одной из скромных и незаметных гостиниц, чтобы не привлекать чужого внимания. В то время в Варшаве уже находился советский представитель и было много всевозможных агентов и шпионов.

Однако мы все были в военном обмундировании, хотя и без погон, и, естественно, послужили предметом внимания местных жителей. Появились даже какие-то типы в штатских костюмах, усиленно рассматривавшие нас.

В наш номер под разными предлогами то и дело входили какие-то люди. Одни предлагали купить бубликов, другие – шнурки для ботинок, третьи – молодых и красивых девиц, и при этом с любопытством рассматривали нас. Некоторые из них задавали вопросы – куда и зачем мы едем.

В конце концов нам это все надоело, и мы заперли дверь на ключ. Окно нашего номера выходило на улицу, и я мог наблюдать из него какого-то подозрительного субъекта, все время вертевшегося на другой стороне улицы, посматривавшего на наш номер.

Я сказал об этом бывшему начальнику бронепоезда, и тот решил, что нужно действовать осторожнее.

В час ночи мы незаметно вышли черным ходом из гостиницы и двинулись к вокзалу. Черная тень в отдалении при этом двигалась по тротуару. При свете фонаря я узнал следившего за нашим номером субъекта.

Не обращая внимания на его слежку, мы пришли на вокзал. Субъект не подавал вида, что следит за нами. Однако бывший начальник бронепоезда специально сказал нам громки, чтобы он слышал: «Занимайте места в брестский поезд!»

Мы двинулись туда и зашли в его вагон, хотя в действительности нам нужен был львовский поезд. Но все это было проделано для отвода глаз. Он стоял рядом с брестским поездом.

Мы уселись в купе последнего и через его полуоткрытую дверь наблюдали за субъектом, делавшим вид, что он равнодушно гуляет по перрону.

За две минуты до отхода львовского поезда бывший начальник бронепоезда сказал: «По одному через окно – марш!.. Идите вон в тот поезд и прячьтесь там в купе».

Мы тихонько перебрались в него и стали ждать. Поезда стояли настолько близко другу к другу, что мы могли украдкой наблюдать за нашим преследователем, продолжавшим спокойно расхаживать по перрону.

Наконец поезд тронулся и данный субъект, убедившись, что мы уехали, быстро зашагал по направлению к городу.

До отхода состава мы осторожно нашли кондуктора и узнали у него, где расположено предназначенное для нас купе, в котором мы и доехали благополучно ночью до Львова.

С вокзала мы направились на улицу Понятовского № 1, где помещалась польская политическая контрразведка. На вывеске ее здания, если мне не изменяет память, была следующая надпись:

Nacelne downdstvo

Expositure II we Ywowe.

Мне почему-то в этом городе показалось угрюмо.

Кто-то, по-видимому, дежурный, встретил нас и провел в какую-то комнату, где было несколько кроватей, и мы тотчас легли спать.

Утром нам подали кофе с маслом и белым хлебом (в условиях послевоенного Западной Украины – неслыханная роскошь. – Ред.). Мы были очень довольны вниманием, оказанным нам поляками.

В 9 часов утра к нам пришел полковник Г., бывший заведующим нашим интернатом (в лагере интернированных Стржалково, откуда он, по легенде, якобы весной 1921 г. «бежал» на германскую территорию).

Он сказал нам, смеясь: «Ну что, и вы дезертировали в Германию?.. Очень хорошо… Будем работать вместе».

В тот же день мы отправились в одну из комнат контрразведки, где было много всевозможных костюмов и мы сняли военное платье, а взамен получили штатское, хотя и не новое, но довольно приличное.

В этом костюме я чувствовал себя франтом. Правда, он был для меня великоват, но при контрразведке был свой портной, сузивший мне пиджак и брюки.