Русский транзит 2

— Только доктора прихватите и того, толстого, — к Юрьеву подошел Счастливчик, продолжавший кричать по причине легкой контузии головы. — Оба, конечно, покойники, но хотелось все же избежать досрочной кремации, которая не позволит произвести вскрытие и выяснить, а была ли, собственно говоря, у несчастных совесть?.. Старик, ты вернул меня к жизни! — сказал Петенька, указывая на измученные «велосипеды», криво сидящие на широкой переносице, над которой уверенно возвышалась лиловая шишка.

Петенька развязал плененных санитаров, которые тут же принялись выполнять волю победителей: вцепившись в халат Голиафа, волоком потащили его к выходу.

Стороной обойдя равнодушных покойников, которым было хорошо, ибо они единственные здесь не кашляли, Максим пробрался к Юрьеву и Счастливчику, осторожно ощупывая собственное тело, словно не веря, что оно после такого взрыва все еще цело.

— Сейчас сюда прибегут, и еще не известно, как для нас все это обернется, крикнул Юрьеву Петенька.

— Надо делать ноги, иначе заметут, — солидно поддержал Счастливчика подросток. — Таких дел наворотили — никто не поверит, что мы тут ни при чем. Как пить дать, по судам затаскают. Бежим отсюда; заберем Игоря — и в разные стороны.

И Юрьев сразу вспомнил о сыне.

— Так что с ним? Живой? — спросил он Максима.

— Живее всех живых! Правда, спит так, что пушками не разбудишь!

— Где он?

— На третьем этаже, в туалете. Я его туда отволок, а сам — на его место под простыню, с пушкой. Пусть, думаю, только откроют!

— Давай туда — крикнул Юрьев и потянул Счастливчика вслед за стремительно исчезнувшими санитарами.

— Ну уж нет, нас не должны здесь видеть, и, значит, та дорога — в погибель. Поэтому в новую жизнь мы войдем узкими вратами, — сказал Петенька. — В «операционной» я видел дверь. Наверняка она ведет к свободе. Разве ты. Юрьев, не видел ее?

— Видел, но ведь там пожар и, как ты сам понимаешь, обезображенные тела. Кроме того, та дверь закрыта.

— Не бойся. Юрьев. Главное — не смотреть по сторонам, а дверь мы откроем. И он показал компании пушку Марселя.

— Ты прав, Петя. Ведь если мы пойдем по туннелю, то неизвестно еще, выйдем ли на свет Божий.

— Идите за мной. Только прикройте лица пиджаками и задержите дыхание. напутствовал их Петенька.

Когда, прикрыв головы одеждой, они собирались уже войти в операционную, со стороны туннеля послышались многочисленные голоса и топот: кто-то приближался к мертвецкой.

Петенька решительно вошел в объятую синеватым пламенем операционную.

— Толя, а дверь-то не заперта! — крикнул он идущему сзади Юрьеву.

Игорь отшатнулся от медсестры Ляли, ни с того ни с сего вдруг возопившей дурным голосом уличной торговки пирожками, и, потеряв равновесие, рухнул на пол всеми своими хрустальными на данный момент костями.

Уже из палат воровато выглядывал испуганный контингент, разбуженный криками сестры. Больные, однако, пока не отваживались открыто выйти на бой с нечистой силой; они лишь мужественно проводили рекогносцировку на местности, держа на всякий случай за спиной крепкие тылы из полупарализованных и ненароком заговаривающихся однополчан.

Игорь окончательно проснулся. Ему стало ясно, что он действительно в больнице и что, если иметь в виду руки, ноги и прочие части тела, он — это в самом деле он, только предельно исхудавший и ослабленный, а совсем не чья-то немощная оболочка, случайно подвернувшаяся его душе на пути из варягов во греки.

Игорь не любил больниц, которые лично для него всегда были связаны с утратой каких-нибудь второстепенных органов, например, аппендикса или гланд; это было больно и как-то унизительно.

Поднявшись с пола, он, по-моряцки широко расставляя свои, вдруг ставшие чужими, ноги, щелкая и скрипя суставами, побежал прочь от медсестры — в сторону лестницы, надеясь выскочить из пропахшей карболкой «мышеловки» прежде, чем его схватят за шиворот доктора и что-нибудь отрежут для профилактики.

Как в страшном сне, опасаясь погони и поэтому перепрыгивая через ступеньки с риском в любой момент стать действительным пациентом сего гуманного учреждения, он скатился на первый этаж. Наверху уже все пришло в движение: по этажам бегали люди, хлопали дверями и тревожно кричали: «Пожар!»

«Вот сейчас меня поймают и обвинят в поджоге!» — лихорадочно думал он, пытаясь открыть дверь на улицу, которая оказалась заколоченной. Рядом было разбито окно, но, во-первых, ему не хотелось возиться с рамами, а во-вторых, у него не хватило бы сил взобраться на довольно-таки высокий подоконник.

В этот момент какие-то черные тени стремительно бросились наверх из-за приоткрытой подвальной двери. Игорь, вздрогнув и забыв от страха сделать вдох, посторонился, чтобы дать им дорогу, но одна из теней метнулась к нему. Подросток вскрикнул, инстинктивно загораживая лицо от неминуемого удара, и нападавший, навалившись сверху, смял его тело до хруста в суставах.

— Игорь! — шепнула тень знакомым голосом. — Сынок!

С недоверием вглядываясь в этого пропахшего пепелищем, черного от копоти и абсолютно лысого человека с кровоподтеками на счастливо улыбающемся лице, Игорь пытался узнать своего отца.