Русский вечер

Зной висел над церковным двором, воздух струился, искажая контуры собора. Обессиленные куры попрятались в тень бузины, щенки уползли в конуру, и только в луже, натекшей возле колонки, купались, трепеща крыльями, пыльные воробьи.

Молодой уже сидел за столом, благодушно щурился на салат. Егор умылся тепловатой водой, сел на свое обычное место, потом отодвинулся на другой конец скамьи.

— Тесно? — поинтересовался Молодой.

— Краской от тебя воняет, сил нет.

— От тебя зато шипром пахнет, — буркнул Молодой и принялся за окрошку.

Обед прошел в полном молчании. Когда допили чай и вытерли лбы полотенцем, бабка Ефимья заговорщицки нагнулась к Егору:

— Вас Василий Пантелеймонович просили зайти, и немедля. Дело у него до вас.

Василий Пантелеймонович, мрачноватый и весьма уважаемый бабкой человек, занимал пост церковного старосты: темный костюм, при любой жаре суконный жилет на пуговицах, густые с проседью волосы, расчесанные на косой пробор.

К старосте вместе с Егором пошел Алексей, объясняя на ходу, что надо, мол, Пашке позвонить в больницу. Молодой тоже потянулся было за ними, но Егор только посмотрел на него угрюмо, и тот отстал.

Кабинет старосты размещался в бывшей ризнице — комнате под сводами. На стене карта мира, портрет патриарха в простой раме, перечень церковных праздников, отпечатанный в типографии. Староста сидел за обширным канцелярским столом, по правую руку — новенький зеленый телефон, по левую — ярко начищенный серебряный дискос, символ Вифлеемской пещеры и ясель.

— Садитесь, ребятки, — кивнул староста и вдруг улыбнулся.

Как это часто бывает у хмурых людей, улыбка совершенно преобразила его лицо, оно разгладилось, нос молодечески закурносился, чистые вставные зубы словно осветили мрачную келью. Егор вдруг поверил во все бесхитростные легенды, которые ореолом окружали старосту, мол, был он в войну в десантных войсках, награды крупные имеет, прошел плен, в Америке побывал, пережил жгучие сердечные и прочие беды, а утешенье нашел под сенью православия.

— Работаете хорошо, видел, — продолжал староста. — Не подведете? Успеете к апостолам Петру и Павлу? Это наш престольный праздник.

Видно было, что староста нисколько не сомневается в том, что малярные работы будут кончены к сроку, а вопросы задает только для порядка и даже некоторого поощрения, я, мол, в вас верю, и вы мои надежды должны оправдать.

— Новенький у вас в бригаде? — поинтересовался он. — А Павел, значит, с аппендицитом лег? Ничего, это бывает.

Он встал, прошел в соседнюю комнату, которая называлась библиотекой, вынул из шкафа, набитого старинными фолиантами, большую амбарную книгу и, водрузив на нос очки, принялся изучать недавние записи.

Дальнейший разговор был сугубо деловым: краску для кровли достали масляную зеленую, а хорошо бы графитовую с серебристым блеском, которая «и виду подобающего, и более соответствует крепости собора», потом пошел пересчет литров на ведра, а ведер на квадратные метры. Все сложения и умножения староста делал в уме. Сам собой возник неоднократно повторяющийся разговор про оплату, потому что первичные Егоровы прикидки были явно неверны, работы на кровле было куда больше, чем думалось. Староста согласно кивал головой, заново пересчитывая человеко-дни. Видно было, что жадничать он не будет, но каждый рубль трижды пересчитает, прежде чем заплатить работникам.

— Мы позвоним, можно?

Больница, на удивление, отозвалась сразу. Укоризненный женский голос сообщил, что больного готовят к операции, что звонить надо после шести, а пока температура тридцать восемь, состояние средней тяжести.

— А что можно в больницу после операции принести? — запоздало поинтересовался Алексей, когда на другом конце уже повесили трубку.

— Соки, — подключился староста.

— Все, что надо, Людка принесет, — сказал Егор. — Ты, Леш, иди. Я тут задержусь ненадолго.

Егор полистал записную книжку и замер над телефонным диском. Сейчас он наберет номер и скажет: «Привет… Как жизнь? А мы тут на церкви вкалываем, кровлю красим. И знаешь, у нас тут Пашка Харламов появился, да, да… тот самый». Марина, конечно, скажет: «Гони его к чертовой матери!» А он ответит: «Не могу его прогнать. У нас план горит, сроки срываются». Марина возмутится: «Вечно, Егор, тебя заносит куда-то! Какие на церкви могут быть сроки?»

Старосту насторожило долгое молчание Егора, он оторвался от амбарной книги, снял очки, почесал переносицу, потом неслышно ушел в библиотеку.

«Я, Марина, об этом подумаю», — сказал Егор телефону и закрыл записную книжку.

Алексей и Молодой уже висели в обвязках. Увидев Егора, Молодой переместился по стене в его сторону и крикнул, напрягая голос:

— Слушай, что ты меня про Белую спрашивал? Ты спелеолог, да? Ну, был я на Белой. И что?

— Ничего, — ответил Егор, надевая снаряжение.

— Я с пещерами завязал. Понял? Я теперь альпинизмом занимаюсь. Если вдуматься, глупо от солнца в пещеру лезть.

— Разве что если вдуматься…