Русский XX век на кладбище под Парижем

Певца Сашу Макарова хорошо знали между войнами в русских кабаре Парижа, которые так победоносно внедряли искусство в здешний нарпит. Очень часто Саша выступал вместе со своим знаменитым братом – Георгием Северским, который уже в ту пору (задолго до нынешних президентов, королей, миллионеров и прочих «слуг народа») завел моду перемещаться за рулем собственного самолета («авиона»). Причем, летал он не на бессмысленные совещания за казенный счет, а на свои собственные кабацкие концерты – то в Лондон, то в Мадрид… Позднее Северский жил в США, и американцы, обожающие каламбуры, прозвали его Sever-sky («Северскай» – Небосеверский). Княжна Мисси Васильчикова вспоминала, что Северский присылал в войну деньги ее матери княгине Васильчиковой, чтобы спасать от голодной смерти русских солдат в нацистских лагерях, ибо Сталин приказал лишить их помощи Красного Креста и обречь на гибель… Что до 68-летнего Саши Макарова, то он, как и многие эмигранты его поколения, не пережил отчаянья перед лицом нового одичания и новой бойни – умер в роковом для русской эмиграции 1942 году.

МАКЛАКОВ ВАСИЛИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, 1869 – 1957

До революции блестящий адвокат Маклаков был депутатом Второй и Четвертой думы, членом ЦК кадетской партии (Партии конституционных демократов). В 1917 году он был назначен русским послом в Париже и оставался на этом посту до признания французским правительством Советов и приезда Красина. С 1924 года он возглавлял в Париже комитет, призванный защищать интересы русских беженцев, и еще множество эмигрантских организаций, писал воспоминания о Думе и о революции. В мемуарах кадета В. А. Оболенского любопытно прокомментирован ответ Маклакова Керенскому во время знаменитого совещания в Большом театре в Москве: «Керенский сказал: «Для нас нет родины без свободы и нет свободы без родины». Маклаков из синтеза Керенского сделал антитезу: «Для нас, – говорил он, указывая на правую часть зала, – нет свободы без родины, а для вас (указывая налево) нет родины без свободы». И он убеждал всех ставить родину выше свободы. Теперь, через много лет, я понимаю всю условность этих крылатых формул, которые приходится применять в зависимости от обстоятельств. Тогда, когда мы находились в России, вглубь которой продвигались немецкие войска, а русская армия разлагалась от гипертрофии свободы, примат родины над свободой был совершенно очевиден, и Маклаков был прав, утверждая, что «для нас нет свободы без родины». Но ни он, ни Керенский и вообще никто из присутствовавших на Московском совещании не мог себе представить, что настанет время, когда обратная формула – «для нас нет родины без свободы» – станет для Маклакова, Керенского и всех вообще русских эмигрантов не столько даже эффектным лозунгом, сколько непререкаемым фактом…».

Так писал В. А. Оболенский о Маклакове в 1937 году. Но потом были новая война, новое горе, новые страхи и, наконец, победа Красной Армии – и снова выяснилось, что никаких «непререкаемых фактов» для политика не бывает (есть лишь «условность… крылатых формул»). В феврале 1945 года именно В. Маклаков возглавил представительную группу эмигрантов-масонов, посетивших советское посольство «с повинной». О свободе в те дни речь больше не шла, о большевистском терроре и лагерях тоже… Эмигранты были готовы забыть все и дружить с палачами в надежде, что палачи перевоспитаются (или уже перевоспитались).

Н. Берберова в своих мемуарах напоминает, что в 1916 году Маклаков «участвовал в организации убийства Распутина, но говорить об этом не любил: будучи человеком (даже в старости) скорее веселого нрава, он мучился совестью… и считал, что на нем лежит часть вины за катастрофы, происшедшие в России, которые не были неизбежны… что революция не была неизбежна, я слышала от М. А. Алданова, М. В. Вишняка, В. А. Маклакова и некоторых других деятелей 1917 г.».

МАКЛАКОВА МАРИЯ АЛЕКСЕЕВНА, 1879 – 1957

Сестра Василия Алексеевича Маклакова Мария Алексеевна была в эмиграции общественной деятельницей. Как и многие, она считала важнейшей задачей общественности просвещение новых поколений эмиграции. Ей принадлежит важнейшая заслуга в организации русской гимназии, для которой она нашла спонсора – Лидию Детердинг (а спонсора, как известно, надо не только найти, но и уговорить, чтобы он стал спонсором).