Русский Жребий

— Валер, дело же не в этом… Неделю, две, месяц… Не больше — это точно. Я последнее время перестаю понимать, на хрена мы её держим. Сначала мы ждали, что поможет Москва. Даже я ждал… И теплилась во мне, знаешь, дурацкая надежна — а ну как всей этой кампанией я себе право воскреснуть выслужу?.. Теперь понимаю, что это лишь мечты от отчаяния. Москва не чешется и чесаться не собирается. Но всего замечательнее, что и эта шайка-лейка, заправляющая в Донецке, только поплёвывает в нашу сторону. У них в отличие от нас оружие есть, но нам они его не шлют. Смотрят, как нас здесь давят, и не шевелятся. Спрашивается, почему? Уж не потому ли, что мы им не нужны так же, как и Москве? Сидят они там в мирном городе, дербанят бабло и гуманитарку, охраняют собственность больших боссов, им запошлявших. На фига им за нас впрягаться? Правда, не понимаю, что они будут делать, если нас всё-таки здесь закопают… Ведь тогда вся эта ударная группировка сил под их стены придёт. Вот, тут логика моя сбоит, капитан. Наверное, потому, что воровскую логику я постичь не в силах. Разные у нас измерения. Может, считают, что вор с вором всегда договорится, а «маргиналы» вроде нас полюбовным договорам-распилам — лишь помеха? В общем, войны нового времени это уже совсем не те войны, которые в юности будоражили наше воображение. Прежде было понятно: по ту сторону фронта враг, по эту — друг. А теперь с обеих сторон враги, а ты как зерно меж двух жерновов… Людей жалко, капитан, понимаешь. Они же не только России, Путину, они нам верили. Верили, что мы их сможем защитить. А мы не можем! Потому что с пулемётом против «Града» не попрёшь! — Стрешнев зло ударил кулаком о стол так, что недопитый чай расплескался.

— Что же в таком случае? Отступать? — спросил Курамшин осторожно.

— Это уже не моего уровня вопрос. Пока у меня приказ держать здесь оборону, во что бы то ни стало. И пока иного не будет, я отсюда не уйду. Даже если придётся остаться здесь навсегда. К этому мы все готовы. Лишь бы это не было напрасной жертвой… Мне-то терять нечего, а у ребят семьи, нормальная жизнь, будущее.

— Ну, а сам-то как думаешь?

— Думаю, что куда ни кинь всюду клин. Если помощи не будет (а с каждым днём надежд на неё всё меньше), то шансов у нас нет. Если останемся — погибнем все. А, самое главное, погибнут люди, которых мы обещали защитить. Ведь эти сволочи не остановятся перед тем, чтобы смести к чертям весь город… Потом скажут, что это мы сами себя снесли. А если уйдём… Стыдно, капитан, уходить-то. Да и так просто не уйдёшь. Как минимум, надо вывозить с собой всех гражданских, что нам помогали, семьи бойцов. Иначе их просто убьют… Если бы хоть коридор был, чтобы гражданских заранее эвакуировать! Так нет же! На днях, небось, слышал, автобус с детьми расстреляли — чудом живы остались…

— Да, — покачал головой Валерий, — что в лоб, что по лбу.

— Ты-то надолго к нам?

— Да теперь думаю, что до конца, — отозвался Курамшин. — Или с вами отсюда уходить буду, или с вами тут и останусь.

— Оптимисты говорят — останемся до победы! — чуть улыбнулся Игорь.

— Ну, мы ж не на параде.

— Что ж, отговаривать не буду. Знаю, что бесполезно. И потом, признаться, рад, что опять нам в одном окопе быть привелось.

Валерий приподнял стакан с остывшим чаем:

— А выпьем, майор, всё-таки за нашу победу! Рано или поздно на всех фронтах!

— И за встречу, — добавил Стрешнев. — Я уже давно заметил: наш город — удивительное место, где многие судьбы сошлись. Здесь собралось всё лучшее, что есть в России, в Русском мире. Москва уже давно перестала быть его сердцем. Сердце России сегодня здесь. И вряд ли мы могли встретиться где-то в ином месте. Таков наш жребий… русский жребий!

Глава 8.

Пока Курамшин беседовал с обретённым из небытия другом, Агния успела побывать на позициях ополчения, пообщаться с некоторыми бойцами, сделать приличное количество фотографий и навестить семью Луговых. Это многострадальное семейство, действительно, почти не покидало погреба, кое-как обустроенного «для жизни». Дом их соседей был разрушен ещё два дня назад, и Луговые при всяком обстреле с ужасом ждали, что очередной снаряд обрушится и на их крышу.

— Мы так долго копили на этот дом, так долго строили его. Чтобы детям было, где жить. Огород опять же, две козы, курочки… Думали, так и прокормимся. А теперь как жить? Куда деваться? — горько причитала хозяйка, дородная женщина лет сорока с мягким усталым лицом.

На вопрос о родных Марина лишь махнула рукой. Можно считать, что и нет. Родная сестра честит её сепаратисткой и говорит, что она получает то, что заслуживает. И вместе с мужем доносы на соседей пишет — «кто не скачет». И гордится своим патриотизмом!