— А как же вы объясните моё исчезновение? Вам же за это может не поздоровиться.
— Не беспокойся. Этот вопрос я улажу. При нашем кабаке, когда исчезают «без вести» десятки находящихся в строю бойцов, и никому до этого нет дела, «сховать» одного полуживого пленника не так-то сложно…
— Спасибо вам, — искренне поблагодарил Олег. — Я перед вами всегда буду в долгу.
— Ты мне ничего не должен. Я исполняю свой долг. К тому же я кое-чем был обязан твоему деду.
Олег кое-как нацарапал плохо слушающейся рукой письмо, стараясь аккуратно выводить каждую букву, чтобы бабка не испугалась, что он искалечен, и, передав его генералу, попросил:
— Виктор Григорьевич, я вас об одном ещё только попрошу. Выясните, что случилось с моим братом!
— Обещать не могу, но всё возможное сделаю. Это тоже мой долг.
— Интересно… — Олег усмехнулся, — кроме вас, это слово на Украине ещё кто-нибудь помнит?
— Андрей помнит, — отозвался Бурмак, убирая письмо в тонкую папку. — Есть и другие… Но признаю, растление огромно и повсеместно. Смотрите, однако, чтобы оно не охватило и вас.
— У нас мародёров расстреливают, — сказал Олег. — А у вас вместо армии орды бандитов-беспредельщиков!
— У вас… Вы не едины, сынок. А, значит, у каждого «атамана» свой закон. Один мародёров расстреливает, а другой вместе с ними чинит произвол, ощутив себя властью. Я тебе так скажу. Если тон у вас станут задавать последние, то вся ваша безумная затея обречена. А произойдёт всё, скорее всего, именно так, потому Москва не лучше Киева. То же воровство, то же растление. Только более… «стабильное». «Цивилизованное», если так можно выразиться. В итоге одни воры договорятся с другими, потому что воры всегда находят взаимную выгоду, а вы и мы… — Бурмак печально усмехнулся, — станем приправой к чужой каше, нашими и вашими жизнями будет оплачен чужой навар. У вас прекрасные идеи. У многих стоявших на майдане они тоже были прекрасны. Справедливость, свобода, достойная власть… Что там ещё? Долой олигархов… Прекрасно! Вот, только идеи осыпаются, как жухлая листва осенью, оставляя лишь смутную память о весне, а грязь никуда не уходит.
— Вас послушать, так и вообще остаётся лишь сложить руки и помереть.
— Не скрою, такая мысль приходила мне в голову. Но пока я всё-таки воздержусь от столь радикального разрешения неразрешимых вопросов. Ты ещё молод и можешь верить прекрасным идеям — в этом твоё счастье. А я давно уже ни во что не верю.
— Что же, так-таки и нет выхода по-вашему?
— Я не вижу выхода, — честно ответил Бурмак. — Киев совершил преступление, спустив с цепи бешеных собак-радикалов. Если бы не это, страна бы не разделилась… Но джинн выпущен из бутылки, и загнать его назад очень сложно. Знаешь, есть один выход, но он недостижим при тотальной подлости и глупости властей Украины и России.
— Какой?
— Чтобы сохраниться, как нечто единое, Киев должен не победить Донбасс, а солидаризироваться с ним. Стать восточнее востока, условно говоря. И солидарно, единой страной заключить прочный союз с Россией, полностью вернувшись в её орбиту, как и должно исторически. Это было бы спасением для всех! Но для этого нужна другая власть не только в Киеве, но и в Москве. Ибо Москва все эти годы не находила ничего лучшего, как поддерживать такого образцового вора, как Виктор Фёдорович, и вместе с ним заниматься всевозможными распилами. И если ни на что большее не хватает стратегического мышления у любимой вами Москвы, то чего ждать? Ничего, кроме долгой-долгой бойни, совершенно бессмысленной для обеих сторон.
Мрачно «ванговал» Бурмак, но и не лишены были его суждения здравого смысла. И от этого нехорошо замутилось на душе у Олега.
— Всё, что вы сказали, может, и разумно, но от нас не зависит, — сказал он. — Ваши войска и нацгвардия уничтожают наши города, наших людей, в Киеве нас называют недочеловеками и сулят нам концентрационные лагеря. После плена сомнений в нашем будущем в случае вашей победы у меня не осталось. Что остаётся нам? Только защищаться с оружием в руках. Или, скажете, что у нас есть другой вариант?
— Пожалуй, что нет, — вздохнул генерал. — Но и у Киева выбора уже давно нет. Малейшее проявление слабости в отношении вас — и бунт радикалов обеспечен. Они меньшинство, но тон теперь задают они, потому что в отличие от большинства вооружены, организованы и точно знают, чего хотят. Я уж не говорю об интересах «наших друзей» из Штатов… Нас столкнули лбами, и мы уже ничего не можем сделать, чтобы обратить ситуацию вспять. Всё так… Значит, война до истощения сил одной из сторон… Самая страшная, какая может быть. Об одно тебя прошу, сынок: никогда не забывай, что Киев — это не только нацгвардия, Правый Сектор, Рада и СБУ.
— Я об этом не могу забыть. Там мой отец, моя бабка… и вы с Андреем. И однажды мы придём в Киев! И тогда действительно именно он станет Донбассом и соединится с Россией!
Бурмак грустно усмехнулся:
— Дай Бог нашему теляте волка забодати. Отдохни пока. Когда стемнеет, Андрей отвезёт тебя до нужного места.