Русский Жребий

Когда-то давно рыцари сражались друг с другом лицом к лицу, видя глаза противника. Прошли века, и война превратилась в страшную машину для убийства: причём, в первую очередь, не самих сражающихся, а мирного населения, которое угораздило оказаться «не в том месте», не в том городе, не в той стране… Никто уже не смотрит друг другу в глаза, и противники едва ли не чаще видят друг друга на экране, нежели в сражениях, свёдшихся к тупому избиению живой силы с помощью дьявольских машин, созданных человеческим гением для убийства себе подобных. Впрочем, так воюют те, кто обладает этими машинами. У тех, кто ими обделён, «романтики» завсегда больше, ибо «голь» должна быть хитра на выдумку, если не хочет раньше срока оказаться очередным удобрением для содрогающейся земли…

Что ж, чего-чего, а той самой выдумки-смекалки ни Сапёру, ни Родионову было не занимать. Оттого и вывели свой отряд из капкана, проскользнув прямо под носом у врага.

Отступать! — и замолчали пушки,
Барабанщик-пулемет умолк.
За черту пылавшей деревушки
Отошел Фанагорийский полк.
…
Но уж слева дрогнули и справа, -
Враг наваливался, как медведь,
И защите знамени — со славой
Оставалось только умереть.
И тогда, — клянусь, немало взоров
Тот навек запечатлело миг, -
Сам генералиссимус Суворов
У святого знамени возник.[26]

Возникла ли Великая Тень у святого знамени с ликом Спаса и в том бою, никто не мог сказать. Но почему-то верилось, что именно так и было. Иначе как объяснить, что удалось наперекор всему из капкана уйти? Сергей и сам затруднился бы дать внятный ответ. Тем более, что выходил из окружения уже раненым, и в памяти все последние часы обороны Предместья смешались, оставив по себе одну острую боль — за людей, которых оставили там. За раненых, которых не смогли забрать, как некогда отступающие от Екатеринодара Добровольцы, за хирурга Алексича, за Тарусу…

Между тем, Город жил ожиданием конца. Целые кварталы были уничтожены артиллерией, улицы опустели, не было воды и света. Оборонять его до конца означало одно — конец. Городу, людям, маленькой, закалённой в боях армии. Именно к этому внутренне готовились теперь все, и бойцы стали особенно сосредоточены, молчаливы. Иные спешили причаститься. Никто уже не ждал подмоги, но каждый готов был исполнить последний приказ и погибнуть. «И умереть мы обещали…» Сдержать эту клятву верности Городу было общим настроением. Но по некоторым приметам Сергей смутно догадывался, что сдерживать её не придётся, ибо героическая гибель прекрасна, но никому не нужна, если бессмысленна.

Как Кутузов оставлял Москву, чтобы сберечь армию, как Деникин оставлял раненых, чтобы сберечь её же, так, скрепя сердце, предстояло поступить и теперь… По тому, как стали потихоньку вывозить из больницы раненых и больных, при этом прощупывая отважными вылазками крепость блокпостов противника, Сергей понял — решение уже принято. И оно в чём-то не деникинское скорее, а врангелевское: выиграть время, продолжая, насколько достанет сил, сражаться, и одновременно подготовить как можно более надёжный отход, такой отход, который дал бы возможность вывести всех, кому в Городе оставаться нельзя.

Нынешнее утро подтвердило правоту подозрений Родионова. Сапёр, бывший на совещании старших командиров, сообщил ему о том, что прорыв намечен на эту ночь, велел подготовиться самому и подготовить своих людей. Сам бывший комендант Предместья и группа добровольцев должны были прикрывать отход основных сил с помощью отвлекающего манёвра. Вот, когда проклял Сергей свою от плеча контуженую руку! Кабы не она, подлая, так уж он бы в числе отважных всенепременно был! А раненому одна дорога — в обоз…

Проглотив огорчение, Родионов отправился разыскивать Агнию. Шут знает эту чокнутую женщину — а ну как не узнает о решении? Останется в Городе? Нет уж, он позаботится, чтобы она никуда не делась. Найдёт и поручит заботам Курамшина, чтоб глаз с неё не спускал. К тому же с костылём навряд ли сбежит на новые подвиги…

Жену Сергей нашёл на могиле Мирославы. Её с матерью и сестрой похоронили в день гибели. На кладбище отвезти было нельзя из-за обстрелов, а потому о. Димитрий распорядился похоронить их подле храма, сказав, что это место всего более подходит для таких ангельских душ.

Агния задумчиво стояла возле свежего усыпанного цветами холмика с деревянным крестом, тяжело осев на свой костыль. Услышав оклик, оглянулась, оправляя сбившуюся косынку, скрывавшую остриженные волосы, усмехнулась невесело, кивнув на руку Сергея:

— Смотрю, мы стали ещё более похожи!

— Да к Богу бы в рай такое сходство, — махнул здоровой рукой Родионов. — Зачем ты здесь? Сюда бомбы одна за другой летят!

— И что? Кому на небесных скрижалях написано бомбу получить, тот её даже в подвале получит.