Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского

– Как вы можете?! Вам лучше других известны его невиновность и благородство! Вы обязаны Дубровскому самой жизнию: он пощадил вас, когда легко мог убить, и не позволил своим людям расправиться с вами…

– Я не просил у него пощады, – прервал супругу Верейский, цинически усмехнувшись. – И напрасно вы наделяете разбойника благородством, коего он лишён по природе своей. Неужели вы поверили в его великодушие? Бог с вами! Дубровский играл вашей наивностью; мерзавец хотел показаться лучше, чем он есть на самом деле.

Маша стиснула в сухой горячей ладони камень заветного колечка.

– Он благороден и несчастен, а вы… вы… Не смейте, не смейте так о нём говорить! – повторяла она, и князь изобразил на лице удивление:

– Отчего же? У меня есть на то все основания. Когда мы с Дубровским встретились в остроге, он откровенно признался, что хотел убить меня. Вот разница между нами: я не желаю ему смерти – я лишь хочу, чтобы свершилось правосудие. – Верейский почувствовал прилив сил и продолжал вдохновенно: – Не стану скрывать, я рад, что грозный враг мой наконец арестован. Однако он ещё молод, и меня отнюдь не радует мысль о том, что дни его сочтены. Слишком далеко всё зашло!

Старый интриган помолчал и вкрадчиво прибавил:

– Впрочем, ещё не поздно многое исправить, хотя это будет весьма сложным делом.

Маша вздрогнула.

– Исправить?! Вы сказали, что-то можно исправить?

– Необратима только смерть! – возвестил князь. – Ваш Ринальдо Ринальдини или, если угодно, Аллан Рэвенсвуд покамест жив и вполне может избегнуть виселицы. Полагаю, мне известно, как ему помочь…

Благородные герои романов не научили Марию Кириловну держать в тайне свои слабости, коими непременно воспользуется безжалостный противник. Искренность, свойственная чистым, возвышенным натурам, и наивная простота – спутница неопытности – лишили Машу всяческой защиты от коварства князя.

– Боже мой, – прошептала она, обратив к мужу взгляд заплаканных глаз, – как же я была к вам несправедлива… Я усомнилась в вашем великодушии… Простите меня, умоляю! Вы ведь в самом деле готовы помочь Дубровскому? Вы спасёте его?

Князь покачал головою.

– Это не в моих силах. Лишь вы одна в целом свете можете сохранить ему жизнь.

– Так скажите же скорее; научите меня, что надобно делать! – вскричала Маша, бросившись на колени перед Верейским.

Князь торжествовал. Победа была полной: теперь не только строптивая супруга, но и ненавистный разбойник оказались в его руках. О, эти молодые влюблённые глупцы дорого заплатят ему за страх и унижение!

– Утро вечера мудренее, – сказал Верейский, глядя свысока на княгиню. – Завтра утром я продиктую вам письмо к Дубровскому. Когда захочет он остаться в живых – поступит в точности так, как вы напишете.

Слёзные мольбы Марии Кириловны непременно заставят упрямца Дубровского выдать тайну, ради которой в Раненбург едет великий князь, рассудил Верейский. Тогда можно будет наилучшим образом подготовиться к визиту и выставить события в таком свете, чтобы ни на нём, ни на Троекурове никакой вины не было. Напротив, Михаил Павлович узнает, что им двоим в первую очередь обязан уезд поимкою разбойника и наступившим спокойствием. А уж как брат государя решит поступить с Дубровским, князя вовсе не заботило. Пожалуй, виселица была бы в самый раз, и жаль, что дворян вешать не полагается…

– Могу ли я видеть Владимира Андреевича? – с робкою надеждой спросила Маша. – Быть может, лучше письма я на словах передам ему то, чему вы меня научите?

Верейский снова покачал головой:

– Нельзя терять ни дня. Письмо доставят в острог тотчас же, а о свидании придётся хлопотать. Я устрою эту встречу несколько времени спустя и рад буду видеть вас счастливой. Что же, мы договорились? Эту ночь вы проведёте в моей спальне, а завтра утром…

Черты Марии Кириловны исказил ужас.

– Как?! – слабо вскрикнула она. – Как – в вашей спальне?

– Согласитесь, – невозмутимо продолжал князь, – имея полное право наслаждаться вами как своею женой безо всяких условий, я тем не менее весьма щедро приобретаю у вас это право ценой жизни дорогого вам человека. Ночью вы вернёте мне долг супружества, а утром исполните христианский долг и спасёте Дубровского от гибели.

Одним выстрелом убить сразу двух зайцев – охотничья удача, недосягаемая даже для первейшего в округе зайчатника Кирилы Петровича! Верейский был в восторге от своей ловкости, а Маше оставалось лишь бессильно ломать руки.

– Какой же вы подлец… как же я вас ненавижу, – дрожащим голосом говорила она, и князь отвечал:

– Верю с охотою. Но, как вы справедливо заметили, ваши чувства мало меня трогают. Я указал вам путь к спасению Дубровского, и вы вольны отказаться от моего предложения. Выберите, друг мой, что вам неугодно больше, – лечь со мною в постель или увидеть своего любовника на виселице. Только помните: я сделал для его спасения всё возможное, и ежели Дубровского казнят, в этой смерти будете виноваты вы, а не я. Вы одна!