Витте вновь повторил, что Россия «не заплатит ни копейки». Ниже журналист заключил, что «перспективы туманные, многие думают, что они еще никогда не были так туманны, как сегодня»[212]
. Предложение Рузвельта не было принято, несмотря на то что оно бы, как писали в «Daily Press» в Ньюпорте в Вирджинии, «отлично позволило удовлетворить требование японцев в отношении возмещения затрат на ведение войны [и] одновременно с этим позволило бы русским дипломатам заявить, что они не уступили ни пяди земли и не заплатили ни копейки военной дани[213].Настала очередь Японии либо прервать мирные переговоры, либо выступить с предложением, с которым русские могли бы согласиться. Комура доложил о ситуации в Токио [Gaimusho 1953: 107–108], тогда как в России поддержку царя снова получили милитаристы. 28 августа 1905 года Витте было вновь приказано закончить мирные переговоры и вернуться в Россию, но он отказался подчиниться. Казалось, что японцы были более склонны принять совет Рузвельта, чем русские, и они наконец отказались от требования о назначении контрибуции во имя заключения мира [Gaimusho 1953: 125–127]. Во время последней сессии 28 августа 1905 года Комура согласился на раздел Сахалина с отказом от контрибуции. Этим он проложил путь «миру, который очевидно наладил Рузвельт», из-за чего год спустя он получил Нобелевскую премию мира, а Витте стал известен как «граф Полусахалинский» [Trani 1969: 156]. Вскоре Россия начала выводить войска из Маньчжурии, оставив небольшое их количество для охраны железной дороги в северной части китайской территории [Asada 2010: 1285]. Несмотря на отступление, претензии России на сохранение особых прав в регионе остались и даже усилились из-за того, что Япония заявила о своих особых правах в его южной части [Li Narangoa 2002: 5]. Во всем мире сообщили об окончательных условиях мира[214]
:1. Признание преобладающих интересов Японии в Корее. Согласовано с Россией.
2. Вывод из Маньчжурии войск России и Японии.
Согласовано с Россией, занимающей две трети территории.
3. Передача от России Японии аренды Ляодунского полуострова, в том числе Порт-Артура и Дальнего.
Согласовано с Россией.
4. Возврат Китаю гражданского управления Маньчжурией [Sic!].
Согласовано с Россией.
5. Уступка Россией острова Сахалин, который японские военные заняли силой оружия.
Россия отклонила этот пункт и вынудила Японию вернуть половину острова.
6. Передача от России Японии без компенсации всех доков, складов боеприпасов и военных сооружений в Порт-Артуре и Дальнем.
Согласовано с Россией.
7. Передача железной дороги между Порт-Артуром и Куанченцзы.
Согласовано с Россией.
8. Россия оставляет за собой железнодорожную магистраль Куанченцзы – Владивосток.
Согласовано с Японией.
9. Возмещение Россией Японии военных расходов.
Отклонено Россией.
10. Передача Японии российских судов, находящихся в нейтральных водах.
Отклонено Россией.
11. Ограничение российских морских сил на Дальнем Востоке. Отклонено Россией.
12. Предоставление Японии права рыбной ловли у берегов Сибири.
Отклонено Россией.
Было ясно, что Россия проиграла все сражения в этой войне, кроме сражения за столом переговоров. В отличие от американских газет, японской прессе не понравились такие условия мира, и это поражение было приписано слабости японской дипломатии [Лукоянов 2007: 29]. В Японии писали, что Россия «легко отделалась»[215]
. Витте явно дал понять, как трудно далось окончательное решение и как слаба была позиция России. Вернувшись с конференции, Витте сказал следующее:Я держал свое слово на протяжении всех переговоров на мирной конференции. Я сказал японцам, что я не отступлю ни на дюйм, и так и произошло. Я отказался уступать по пункту, касающемуся ограничения морских сил, отказался от выплат денежных средств и отказался отдавать территории и отдал пол-Сахалина по приказу императора[216]
.Другому репортеру российский уполномоченный заявил, что «обставил японцев». Более подробно он объяснил это так:
Президент Рузвельт взывал к моему патриотизму, гуманности и здравому смыслу. К счастью, мне удалось сохранить эти качества до конца переговоров. Японцы не могли прочитать на моем лице, что происходит в моем сердце. С самого начала я понимал, что я должен выглядеть убедительно[217]
.