Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Еще до получения ответа Клаус Берген, очевидно по собственной инициативе, послал от своего имени письмо Клаусу Экку с изложением русских предложений. После этого события, однако, развернулись не так, как предполагал Флягель. 6 марта 1600 г. он был вызван в городской совет, где был подвергнут подробному допросу об адресате и содержании полученного письма и о том, почему оно адресовано бургомистру Экку. Почувствовав неладное, Флягель заявил, что Клауса Бергена он знает только по торговым делам, о содержании письма ему ничего не известно, так как оно запечатано, а знает ли царь об этом письме, он также не может сказать. Материалы допроса Флягеля вместе с латинским переводом присланной грамоты были отправлены литовскому канцлеру Льву Сапеге с просьбой сообщить королю о верности Риги[360], а добравшийся к этому времени до Риги Ю. Иголкин был выслан из города[361].

Контакты русского правительства с Ригой после этого прервались[362].

Для рижского магистрата переговоры с царем были, по-видимому, лишь звеном в его сложной дипломатической игре, целью которой было добиться подтверждения сеймом городских привилегий. Поэтому, получив письменные доказательства заинтересованности царя в переходе Риги под русскую власть, магистрат поспешил передать их литовскому канцлеру для того, чтобы, с одной стороны, показать свою преданность Речи Посполитой, с другой — намекнуть на то, что если привилегии города и дальше будут нарушаться, он может изменить свою позицию. Серьезно разрывать с Речью Посполитой, от рынка которой город экономически зависел, городские власти не собирались пи в это время, ни позже.

Для русского правительства такой исход переговоров означал, что в случае конфликта с Речью Посполитой нет оснований рассчитывать, что русской армии удастся быстро овладеть выходом к Балтийскому морю в бассейне Западной Двины.

К лету 1600 г. у русского правительства были все основания для того, чтобы задуматься над правильностью своей внешнеполитической линии, которая в данных условиях вела к конфликту с Речью Посполитой без явных видов на успех и с главным потенциальным союзником, который еще до начала войны занял недружественную позицию по отношению к экономическим интересам России.

Найти в сложившейся ситуации выход, который открыл бы дальнейший путь к достижению русских целей на Балтике, русскому правительству помогли перемены, наступившие к началу 1600 г. в восточной политике Речи Посполитой.

Взгляды политических руководителей Речи Посполитой на взаимоотношения с Россией пережили за период с осени 1598 г. по осень 1600 г. известную эволюцию, обусловленную, как мы увидим далее, общими изменениями внешнеполитического положения страны в указанное время. Эту эволюцию можно проследить главным образом по письмам литовского канцлера Льва Сапеги[363], сопоставляя их свидетельства с имеющимися в нашем распоряжении данными других источников.

Первое проявление беспокойства в связи с возможной позицией России в случае конфликта между Речью Посполитой и Швецией находим в письме, написанном Сапегой весной 1599 г., когда литовский канцлер посетил владения Речи Посполитой в Прибалтике. Канцлер, который усиленно собирал сведения о внутреннем положении России и намерениях русского правительства, констатировал в письме некоторые вызывающие у него тревогу факты. Так, посланец псковско-печерского игумена, приезжавший к Сапеге с жалобой на «людей пограничных», сообщил, что герцог Карл обращается к царю с предложениями дружбы, которые находят у последнего благоприятный отклик.

Регент добился того, что ему разрешено свободно вывозить из России продовольствие, которого в Швеции в данный момент не хватает, в то время как подданным Речи Посполитой это запрещено[364]. Когда затем канцлер, вероятно, чтобы проверить эти сведения, послал одного из своих слуг «для живности» в Псков, ему, действительно, не позволили ничего купить на городском торге[365].

Ясно, заключал Сапега, что Карл «не спит… старается очень о себе; не помешало бы это дружбе и расположению Московского к королю его милости, пану нашему; когда бы об этом король его милость захотел постараться, он легко добился того же (что и шведы. — Б.Ф.), а это бы очень помогло успокоению и отвоеванию Шведского королевства»[366].

Для канцлера, таким образом, было очевидно, что между Москвой и Стокгольмом завязываются неблагоприятные для Речи Посполитой контакты, и он полагал, что польско-литовская дипломатия не должна в этой ситуации оставаться бездеятельной, что следует противодействовать проискам шведов в Москве и попытаться наладить хорошие отношения с Россией. Соглашение же с Россией могло бы определенно повлиять на благоприятный исход борьбы между Карлом и — Сигизмундом.