Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Вскоре, однако, в настроениях Сигизмунда и его советников произошел резкий перелом. О происшедших переменах дает представление недатированная приписка к основному тексту инструкции, сделанная, видимо, где-то в декабре, перед самой рассылкой документа на сеймики.

В этой приписке король сообщал, что, по имеющимся у него сведениям, царь вступил в союз с герцогом Карлом; царь охотно пропустил через свою территорию в Эстонию шведские войска и снабдил их продовольствием, в то время как приверженцы Сигизмунда, бежавшие из Финляндии в Россию, брошены в тюрьму. Одновременно, указывалось в инструкции, царь строит на пограничье новые замки, укрепляет старые и принимает меры к увеличению своей армии. Эти и другие подобные факты, заключал король, показывают, что царь не заботится о соблюдении перемирия с Речью Посполитой и намерен начать против нее войну.

Поэтому король призывал шляхту тщательно обдумать создавшееся положение, так как часто жестоко ошибаются те, кто полагается на «трактаты», а союз между Россией и Швецией угрожает Речи Посполитой не только потерей «Инфлянт», которые были завоеваны с таким огромным трудом, но и ставит под удар Великое княжество[376].

В королевском окружении, таким образом, к концу 1599 г. произошел решительный пересмотр взглядов на международную ситуацию в Восточной Европе, и прежняя беспечная уверенность уступила место тревожному беспокойству[377]. Заседавший в декабре 1599 г. сеймик Великого княжества поспешно «ухвалил» налоги на оборону на случай возобновления войны с Россией[378].

В другом районе, непосредственно граничившем с русскими землями, в Тартуском округе польской Прибалтики в начале 1600 г. началась настоящая паника. Русским купцам был запрещен въезд в Тарту. Население округи, ожидая «приходу Густава королевича с великою силою», стало поспешно съезжаться в город, чтобы «сесть в осаду»[379].

Более спокойной была реакция сеймиков коронных воеводств, которым даже после возможного начала военных действий непосредственная опасность не угрожала[380].

Тревога, охватившая к началу 1600 г. и короля, и магнатов, и большие группы шляхты, была вполне обоснованной, так как к этому времени международное положение Речи Посполитой действительно очень осложнилось.

Одновременно с появлением шведских войск в Эстонии и вступлением Речи Посполитой в прямой конфликт со Швецией изменилась в невыгодную для нее сторону ситуация на Балканах, где после захвата валашским воеводой Семиградья оказались под угрозой и южная граница Речи Посполитой, и ее вассальное княжество — Молдавия[381].

Перед правительством Речи Посполитой возникла неприятная перспектива вести войну одновременно на двух фронтах. Опасность положения усугублялась тем, что в обоих случаях военный конфликт мог легко привести к внутриполитическим осложнениям.

Михай имел довольно прочные связи и с польскими сторонниками Максимилиана, часть которых с началом семиградской кампании поступила на службу в его армию, и с православным населением Украины, боровшимся против контрреформации[382].

Внутреннее положение в польской Прибалтике было также очень неустойчивым. Сенаторы хорошо знали, что местное бюргерство с явной неприязнью относится к польским властям и с нетерпением ждет прихода шведов[383].

В этих условиях присоединение Русского государства к возможным противникам Речи Посполитой могло поставить последнюю в очень трудное положение. Неудивительно поэтому, что в начале 1600 г. точка зрения литовских магнатов, добивавшихся того, чтобы уладить взаимоотношения с Россией путем переговоров, получила признание со стороны ряда коронных политиков[384]. Под давлением с разных сторон уже в январе король дал поручение литовскому канцлеру подготовить проект грамоты в Москву от имени сенаторов о посылке комиссаров[385].

Вопрос об отношениях с Россией стал предметом обсуждения на сейме, начавшем работу 9 февраля. Уже на первых заседаниях сейма вопрос занял довольно большое место в выступлениях сенаторов. Выступавшие представители Короны (подканцлер коронный П. Тылицкий, епископы плоцкий и познанский) указывали, что в данной ситуации, когда угрожает конфликт со Швецией, следует добиваться мира с Россией[386]. Их доводы натолкнулись на возражения других сенаторов и послов коронных воеводств, считавших, что ситуация не столь тяжелая, чтобы Речь Посполитая обращалась к России с просьбой о мире[387]. Споры тянулись, и 23 марта сейм разошелся, не приняв никакого решения. В этот момент более реалистично оценивавшие ситуацию послы Великого княжества, напомнив Сигизмунду о русских предложениях возобновить мирные переговоры, обратились к королю с просьбой, чтобы тот «послы великие для становенья покою вечного будь перемирья далшого назначити рачыл».

Взамен они обещали предоставить королю средства на ведение войны со шведами. Сигизмупд III принял их условия и уже после окончания сеймовых дебатов дал литовским представителям письменное обязательство удовлетворить их требование[388].