Подписав перемирие с Речью Посполитой, русское правительство сделало большой шаг на пути к определению своей дальнейшей политической линии. Однако окончательного решения еще не было принято. Тот факт, что после подписания договора переговоры со шведами не прервались, а через короткий промежуток времени возобновились, заставляет думать, что, заключая соглашение с Речью Посполитой, русское правительство не отвергало возможности соглашения со Швецией. По-видимому, оно рассчитывало, что предпринятый им шаг может заставить шведских политиков изменить свою позицию: подписав договор, русские дипломаты сделали тем самым серьезное предупреждение шведам, что Россия заключит мир с Речью Посполитой, оставив Швецию одну, если герцог Карл не пойдет на территориальные уступки в пользу России. Они исходили, видимо, из того, что Швеция, как более слабая держава, не захочет потерять возможного союзника.
Следует иметь в виду, что, хотя царь и «целовал крест» на «перемирных» грамотах, соглашение не считалось окончательно утвержденным, пока русские послы не примут соответствующего крестоцелования от польского короля. В случае, если бы удалось добиться соглашения со шведами, эти переговоры могли всегда быть сорваны. Удобным предлогом здесь мог явиться вопрос о царском титуле Бориса Годунова. Послы отказались включить в свою грамоту царский титул без санкции короля Сигизмунда, и этот вопрос должен был обсуждаться, когда русские послы приедут в Речь Посполитую[455]
. Так как было ясно, что царского титула поляки и литовцы в данной ситуации не признают, то это обстоятельство всегда можно было использовать для срыва переговоров.Таким образом, решение вопроса о будущей внешнеполитической ориентации России зависело от исхода русско-шведских переговоров.
Переговоры возобновились 18 марта, и снова их главным содержанием стал вопрос об Эстонии. Шведские послы заявили, что они не уполномочены на какие-либо уступки в Прибалтике, и одновременно попытались увлечь ведшего с ними переговоры Афанасия Власьева перспективой русско-шведского союза против Речи Посполитой, заявляя, что в союзе с герцогом царь может, завоевать всю Литву. Это заявление, однако, не произвело особого впечатления на русских, а так как послы ссылались на невозможность нарушить инструкции, то Власьев предложил им послать к герцогу гонца за дополнительными указаниями, учитывая сложившуюся ситуацию. 20 марта шведы предприняли последнюю попытку снять с повестки дня вопрос об Эстонии: они заявили, что по вопросу об Эстонии какие-либо уступки в будущем невозможны, и потребовали «отпуска». Когда и это требование на русских дипломатов не подействовало и 24 марта послы были приглашены на прощальный прием, они сдали свои позиции и направили гонца к герцогу с информацией о положении дел[456]
. В русско-шведских переговорах, таким образом, наступил перерыв, так как последующие заседания были посвящены почти целиком разбору различного рода «обидных» дел.В конце апреля герцог Карл направил из Таллина, где он находился, новые инструкции послам и особое послание царю. При рассмотрении этих документов следует иметь в виду, что благополучное для Польши окончание войны с Валахией не привело сразу к соответствующим изменениям на прибалтийском театре военных действий. Дворяне, воевавшие в Молдавии, разъехались по домам. Лишь в марте 1601 г. был объявлен созыв посполитого рушения «до Инфлянт»[457]
. Зимой — весной 1601 г. наступление шведских войск продолжалось. В январе был взят Тарту, в феврале — Валмиера, затем — Цесис. Наконец, в марте шведские войска вышли к Западной Двине и, взяв штурмом в начале апреля Кокнезе, перерезали водный путь, связывавший Ригу с ее главным рынком сбыта — белорусскими землями Великого княжества Литовского. Тем самым закладывались предпосылки для будущего подчинения и этого города, что представлялось вполне вероятным, так как Швеция обладала хорошим военным флотом. Вся остальная территория Прибалтики, не считая полусамостоятельной Курляндии и нескольких замков, к весне 1601 г. оказалась под властью шведов. Собравшиеся на сейм в Алуксне представители ливонского дворянства принесли герцогу Карлу присягу[458].