Разрыв, однако, не был длительным. Уже посольству Захария Меллера, побывавшему в Москве в феврале — марте 1600 г., удалось, по-видимому, добиться нормализации отношений[528]
. Вместе с Захарием Меллером в Любек была направлена «опасная» грамота для послов, которых Любек намеревался прислать в Москву, очевидно, чтобы приступить к намеченным в 1598 г. переговорам. Вслед за нормализацией отношений последовало оживление дипломатических контактов.В октябре 1601 г. Москву посетил Ганс Берендс, просивший у русского правительства «опасной» грамоты для посольства немецких городов, которые «в соединенье и в укрепленье» с Любеком[529]
. В марте 1603 г. в Москву прибыло посольство северогерманских городов, состоявшее из миссий Любека и Штральзунда.Как известно, во время переговоров, продолжавшихся с начала апреля до начала июня 1603 г., северогерманские города выступили с обширной программой, включавшей в себя пункты о беспошлинной и свободной торговле по всей территории Русского государства, о создании в ряде городов (Новгород, Псков, Москва, Ивангород) особых немецких дворов с внутренним самоуправлением, не подчиняющихся местной администрации (наподобие старых ганзейских дворов, закрытых на протяжении XVI в. во всех странах Европы), о предоставлении немецким купцам права чеканки монеты на русских денежных дворах и т. д.
Не останавливаясь на ходе переговоров и их результатах, так как они не раз подробно разбирались в литературе[530]
, отметим лишь, в какой связи находились переговоры с общим внешнеполитическим курсом России в эти годы.Прежде всего, предоставление широких привилегий ганзейскому купечеству на торговлю в России должно было стимулировать его борьбу против ограничений, налагавшихся на эту торговлю Тявзинским договором.
Действительно, созванный в 1605 г. шведско-любекский съезд в Кальмаре стал ареной столкновений между представителями купечества Любека, добивавшимися свободы торговли с Россией, и шведами, не желавшими эту торговлю разрешить[531]
.Однако эти мотивы были (если они вообще были) для русского правительства далеко не главными.
В результате длительных переговоров русское правительство предоставило почти все просимые права и привилегии только Любеку, а не союзу немецких городов, как того добивалось посольство. Давая привилегии Любеку, Борис Годунов явно рассчитывал на его финансовую и военную помощь в выполнении своих внешнеполитических планов.
Хотя прямых указаний такого рода в документах нет, в этом убеждают некоторые детали самих переговоров[532]
.Получив список городов, желающих иметь привилегии на торговлю с Россией, русское правительство потребовало сведений о том, в «подданстве» у каких владетелей находятся эти города[533]
. Получив эти сведения, русское правительство отказалось предоставить привилегии каким-либо другим городам, кроме Любека. Свое решение оно мотивировало тем, что Гданьск находится под властью короля Речи Посполитой, с которым у царя нет мирного договора (а только перемирие); другие города (в частности Штральзунд) зависят от князей Померании, которые связаны с герцогом Карлом, а поэтому неясно, не будут ли они помогать герцогу, если его царское величество начнет против него войну[534].Привилегии Любеку, таким образом, были предоставлены как одно из условий более широкого политического соглашения, направленного против Швеции.
Вскоре после окончания переговоров, в июле 1603 г.[535]
, с важной миссией за границу снова выехал фактический руководитель русской внешней политики А. И. Власьев. К сожалению, известен лишь маршрут этого посольства, представлявшего, судя по всему, последний крупный акт в попытке осуществления балтийской политики русского правительства. С октября 1603 г. по январь 1604 г. Власьев находился в Копенгагене, а затем выехал в Любек, откуда, перезимовав, весной 1604 г. направился в Россию. То, что А. И. Власьев посетил именно те два государства, с которыми в первой половине 1603 г. Россия вела интенсивные переговоры, явно свидетельствует о намерении русского правительства добиться заключения союза с Данией и Любеком против Швеции[536].Деятельность русской дипломатии, искавшей в бассейне Балтийского моря союзников против Швеции, дополнилась действиями русских агентов на территории шведской Прибалтики, правда, на этот раз поле их деятельности ограничивалось одной Нарвой.
В отличие от других прибалтийских городов, которые были заинтересованы в сохранении традиционных условий торговли, интересы населения Нарвы расходились с политикой шведского правительства, направленной на концентрацию торговли с русскими в Таллине и Выборге. После наступившего в 90-х годах временного экономического оживления Нарве снова грозила перспектива упадка. Альтернативой этому положению было включение города в состав Русского государства, с которым был связан его экономический расцвет при Иване Грозном.