Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Такова в общих чертах совокупность норм, регулировавших отношениях между государствами в рамках будущей восточноевропейской федерации. Наличие в нашем распоряжении на этот раз вместо кратких определений проекта 1590 г. довольно обширного комплекса норм, затрагивающих широкий круг вопросов, позволяет выявить источники, к которым могут восходить все эти предписания (формально и по содержанию). Источники ряда интересующих нас норм обнаруживаются прежде всего в актах Люблинской унии 1569 г. Здесь мы находим почти идентичную формулировку условий военно-политического союза[860], установление о введении единой монеты[861] и, что особенно важно, постановление о ничем не ограниченных возможностях «доставать имения» литовцам в Польше, а полякам — в Литве[862]. Описанные в проекте 1600 г. символические атрибуты единства также находят себе параллели в созданном после Люблинской унии государственном гербе Речи Посполитой и в других изображениях такого рода, сама конструкция которых подчеркивала единство федерации и равноправность входящих в нее частей. Можно констатировать, что составители проекта 1600 г. извлекли из акта унии 1569 г. почти все положения, которые можно было провести в жизнь, не создавая таких общих для всей конфедерации институций, как единая особа монарха и общий сейм (как высшая государственная инстанция).

Вместе с тем обращает на себя внимание, что среди условий Люблинской унии почти отсутствуют постановления об улучшении экономических контактов между странами, аналогичные тем, которые имеются в проекте 1600 г. Подобные постановления, однако, можно обнаружить в проекте условий унии, подготовленном в 1563 г. представителями Великого княжества[863]. В этой своей части предложения литовской рады не были приняты Короной, и в тексте условий Люблинской унии они заменены статьей, по которой имущество шляхты и ее подданных освобождалось от всяких пошлин, а относительно купцов все должно было остаться по-старому[864]. Использование в нашем проекте текстов, восходящих к одному из литовских документов, указывает на возможное участие в его подготовке канцелярии Великого княжества. Участие это, впрочем, не привело к существенным переменам концепционного порядка. В своих основных моментах, восходящих к акту Люблинской унии, концепция, лежащая в основе проекта 1600 г., как и акт унии, соответствовали наиболее общим интересам всего господствующего класса Речи Посполитой. Вместе с тем в некоторых, весьма существенных чертах концепция проекта 1600 г. отличалась от концепции Люблинской унии. В проекте налицо ряд постановлений, которые не имеют аналогий ни в актах Люблинской унии, ни в тексте документа 1590 г. и посвящены вопросу, ранее в истории взаимоотношений между Россией и Речью Посполитой не поднимавшемуся, — вопросу вероисповедному[865].

Проект предусматривал, что для поляков и литовцев, которые поступят на царскую службу, а также для постоянных представителей Речи Посполитой при царском дворе в Москве и других русских городах должны быть построены «костелы» для удовлетворения их духовных нужд. Вместе с тем польско-литовская сторона должна была настаивать на том, чтобы за феодалами, которые тем или иным способом приобретут земли в России, было признано право строить на этих землях церкви «Римской» или «Русской» религии, т. е. католические и униатские. Не ограничиваясь обеспечением духовных нужд польско-литовских подданных, проживающих в России, составители проекта предлагали, чтобы при костелах были созданы школы и «основаны коллегии, чтобы люди Московского народа учились латинскому языку, так как это может быть для них очень нужно и полезно»[866]. Если учесть, что все эти коллегии, как ясно видно из контекста, должны были быть католическими, а в Речи Посполитой главными организаторами таких коллегий в последней четверти XVI в. выступали, как известно, иезуиты (они уже к исходу столетия могли похвалиться заметными успехами по обращению в католицизм обучавшейся в их учебных заведениях дворянской молодежи разных вероисповеданий), то будет ясно, что речь шла о создании сети учебных заведений для распространения католической веры среди молодого поколения русского дворянства. С этими замыслами была связана, несомненно, и просьба польско-литовской стороны разрешить русским молодым дворянам поступать в школы на территории Речи Посполитой[867].