Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Проекты политического переустройства Восточной Европы на рубеже 60-х —70-х годов XVI в.

Новые проекты были реакцией на перегруппировку политических сил в Восточной Европе, но в акте Люблинской унии эта перегруппировка получила лишь свое завершение. Перемены, ведущие к этому финалу, выступили, однако, достаточно ясно уже в начале 60-х годов и тогда же были четко отмечены всеми заинтересованными сторонами. К этому же времени относятся и первые упоминания о проектах перестройки политической структуры Восточной Европы, которые появились почти одновременно в России и в Великом княжестве.

Русские политики в значительной мере исходили из того, что Ягеллоны были не наследственными, а выборными монархами. Тем самым логически открывалась возможность объединения всей Восточной Европы под властью московского государя путем его «вынесения» на занимавшиеся Ягеллонами троны. Первые шаги в этом направлении были предприняты уже в начале XVI в., когда после смерти Александра Ягеллончика в 1506 г. Василий III обратился к виленскому епископу и панам-радам с предложением, «чтоб они похотели его на государство Литовское»[67]. Показательно, что речь шла об избрании Василия III лишь на великокняжеский литовский стол, хотя со смертью Александра стал вакантным также и польский трон. После «вынесения» Сигизмунда I на литовский и польский троны в том же 1506 г. этот вопрос отпал, а наследник Сигизмунда I — Сигизмунд-Август — был «вынесен» на литовский трон и затем коронован на Вавеле еще при жизни отца. Однако вопрос снова стал актуальным в середине XVI в., когда в Москву начали поступать известия о тяжелой болезни бездетного Сигизмунда II[68], а литовские послы во время переговоров (в 1560 г.) о браке между Иваном IV и сестрой Сигизмунда Екатериной позволили себе намекнуть, что благодаря этому браку царь может унаследовать литовский трон после смерти короля[69].

Первые практические шаги в поисках путей к литовскому трону были предприняты в 60-х годах, после начала войны между Россией и Литвой. С этой целью Иван IV воспользовался пребыванием в Москве одного из наиболее знатных литовских аристократов, «воеводича виленского» Яна Глебовича, попавшего в плен к русским войскам после взятия Полоцка в 1563 г. Отпуская в середине 60-х годов Яна Глебовича из плена, царь взял с него присягу помогать осуществлению его династических планов[70].

В мае 1566 г. в Москву прибыл «человек» Яна Глебовича Шиллинг с грамотой на имя кн. И. Ф. Мстиславского[71]. На обратном пути Шиллинг был арестован по приказу жмудского старосты Яна Ходкевича и подвергнут пыткам по обвинению в том, что он договаривался об «отъезде» Яна Глебовича в Москву. Арест и пытки угрожали также самому Яну Глебовичу, но за него вступился соперничавший с Яном Ходкевичем за власть в Великом княжестве виленский воевода Миколай Радзивилл Рыжий. Со своей стороны Ян Глебович поспешил информировать короля о тех обязательствах, которые он был вынужден взять на себя, выезжая из Москвы. Запись этих обязательств стала в дальнейшем одним из главных пунктов обвинений, выдвигавшихся Яном Ходкевичем против «воеводича». Конец разбирательству положил королевский «декрет», по которому было признано, что Ян Глебович является «добрым и верным подданным» Сигизмунда II[72]. Поскольку при этом подчеркивался вынужденный характер присяги, а содержание представленного Яном Ходкевичем документа не подвергалось сомнению, можно полагать, что сохранившаяся запись[73] довольно точно передает обязательства, которые взял на себя Ян Глебович.