Русско-турецкая война 1686–1700 годов

Мазепа посчитал кампанию 1694 г. весьма удачной и предлагал прибывшему к нему в декабре 1694 г. стольнику А. А. Виниусу повторить поход на Буджак будущей весной силами 30 тыс. гетманских казаков и 10 тыс. царской пехоты. Важно подчеркнуть, что за несколько месяцев до начала военной кампании 1695 г. Мазепа недвусмысленно выступил против того, чтобы штурмовать Казы-Кермен и «отворить» Днепр «своевольным» запорожцам, которые без позволения царя и гетмана ведут переговоры о мире с ханом. Гетман также настаивал на необходимости активизации военных действий, критикуя порочность попыток добиться мира на фоне полной пассивности Москвы в предыдущие годы. Он полагал, что хан пойдет на приемлемое для России соглашение только под влиянием силы. При этом Мазепа выступал и сторонником усиления натиска на османов, и более тесной координации военно-политических шагов с Речью Посполитой[1198].

Как видим, при всякой возможности Мазепа стремился наносить удары по территории противника. Впрочем, даже самые удачные походы его войск и запорожских казаков, по сути, оставались обычными набегами, которые ослабляли противника, но принципиально не влияли на исход войны. Для дальнейшего развития наступательных действий и закрепления успехов им требовалась помощь московских полков, которая в реальности предоставлялась только для отражения противника. Причина пассивности российской армии заключалась в том, что московское правительство на протяжении всего рассматриваемого периода стремилось выйти из войны.

Еще в 1691 г. начался обмен гонцами между Россией и Крымом. В 1692 г. к хану был отправлен подьячий Посольского приказа Василий Айтемирев, который должен был предложить мир на условиях, выдвигавшихся В. В. Голицыным под Перекопом три года назад (отказ от поминок, освобождение пленных без выкупа и др.). Не совсем понятно, на что рассчитывали в Москве, выдвигая такие требования, с которыми татары не согласились даже тогда, когда огромное русское войско стояло в 1689 г. у Перекопа. Договориться конечно же не удалось, так как крымский хан требовал возврата к кондициям ante bellum, то есть возобновления Бахчисарайского договора 1681 г. Ситуацию усугубило «восстание Петрика», открывшее крымским властям перспективы усиления своих позиций на Запорожье и в Гетманской Украине. В этих условиях в Москве в 1693 — начале 1694 г. размышляли о том, чтобы согласиться на заключение мира на старых условиях[1199].

* * *

Коренные изменения в ходе войны произошли после того, как в январе 1694 г. умерла царица Наталья Кирилловна и власть полностью перешла в руки Петра I. Завершился второй — «оборонительный» — период войны (1690–1694), сводившийся главным образом к не слишком удачной для русской стороны пограничной войне и поискам возможностей выйти из борьбы с наименьшими потерями. Он со всей ясностью показал тесную связь между военной активностью России на юге и ее политическими позициями в буферных и пограничных регионах. Заметная военная пассивность и полное прекращение сколь-нибудь крупных наступательных операций силами царских войск немедленно отозвались ухудшением для русского государства ситуации в тех регионах, где лояльность местных «политий» царской власти была слабой и обставлялась рядом условий. В Приднепровье таким центром стала Запорожская Сечь, недовольная строительством Самарских крепостей. После побега туда канцеляриста Петрика и вовсе возникла угроза крупного антироссийского выступления запорожцев, которое в перспективе могло перекинуться на всю Малую Россию. Успешному разрешению данного кризиса способствовали прочная лояльность царям гетмана Мазепы и генеральной старшины, относительно низкий военный потенциал Запорожской Сечи и раскол внутри сечевой старшины, в большинстве своем не готовой на открытое противостояние с Москвой, а отчасти — и стойкость защитников Новобогородицка, которые своей готовностью к обороне продемонстрировали, что уничтожение самарских форпостов России в регионе будет не таким уж легким делом.

Другим результатом пассивности России стало очевидное укрепление политического положения и без того проводившего вполне независимую политику калмыцкого хана Аюки. Ситуация для русской политики в регионе очевидно усугублялась конфликтами между калмыками и донскими казаками, и неспособность Москвы их погасить ослабляла ее позиции. На донском театре военных действий отношения России и местного казачества оставались в указанное время стабильными, но это не меняло общей картины. Таким образом, скорейшее возобновление активных военных действий имело для России не только чисто военное (захват новых земель) и дипломатическое (демонстрация хоть каких-то успехов союзникам по коалиции) значение, но и было необходимо для укрепления влияния Москвы в тех пограничных регионах, на которые формально распространялось ее политическое верховенство. С этих точек зрения действия, предпринятые молодым царем Петром в следующем, 1695 г. были весьма своевременными.