Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Июля 28-го. Старший доктор приказал как можно скорее перевязать и накормить раненых и отправить их в Тырновский подвижной госпиталь. Мне с большим трудом удалось упросить его оставить моих 8 человек у нас здесь, пока им не станет несколько лучше. Нет слов выразить их радость при моем известии, что они остаются на моих руках еще несколько времени. Самый лучший хирург пользует моих больных, и я как-то особенно привязалась к этим раненым, в особенности к двум казакам; мне грустно подумать о том, что предстоит их отправить отсюда чрез несколько дней в тяжелых страданиях: иначе нельзя, ибо мы в таком положении находимся, что каждую минуту можем получить приказание выступить, а между тем, если б удалось продержать их при хорошем сердечном уходе с месяц, то выздоровление их было бы вполне обеспечено. Остальных двенадцать раненых моих накормила и кого усадила, а кого уложила в кареты, снабдила их на дорогу табаком, сигарами и деньгами. Когда все было кончено и нужно было трогаться в путь, я едва не расстроилась до слез: так сердечно и искренно благодарили сперва государыню царицу за то, «что придумала сестер», а потом меня за то, что по-Божьему служила им. Все эти благодарности и благословения исходили от чистого сердца страдальцев. Дождь льет как из ведра, да к тому же еще гроза; нервы мои от грозы и без того за нынешний день так измучены, что мне в первый раз чего-то страшно. Я одна с девятилетним болгарчиком, который спит безмятежным сном; моя горничная — денщик Василий — далеко, и мне безотчетно страшно, заснуть не могу! […][580]

Августа 4-го. Выехала рано, в 7 часов утра; на полдороге в Тырново остановилась покормить лошадей и к 5 часам вечера была уже в Лясковицах, и на этот раз застала мужа здоровым. Все мои тревоги за него были напрасны: у них все тихо, хотя население находится и здесь в напряженном состоянии, ожидая с минуты на минуту нападения турок. Здесь встретилась с одним капитаном Генерального штаба, принимавшим личное участие в деле 18 июля под Плевной. Он не может равнодушно говорить об этом бое, чувствует себя нравственно потрясенным; по словам его, страшная неудача наша 18 июля произошла от небрежности начальствующих лиц, допустивших беспечность в боевых колоннах и не сделавших рекогносцировки. Полки, пострадавшие 18 июля, по мнению рассказчика, упали духом и убиты неудачей. Мне, полной надежд на блистательный конец кампании, весь этот рассказ крайне тяжел. Случилась, правда, неудача; но где и с кем ее не бывает: неужели же от этого можно падать духом? Тем не менее очень жаль, что беда случилась и что она огорчила царя и его сподвижников, от великих до малых, в ту именно минуту, когда нужно желать всем не ослабления, а возбуждения нервов. […][581]

6 августа. Муж получил приказание — чуть свет, выступить с полком к Елене; вся наша бригада идет туда же. […][582]

9-го […][583] Сегодня рано утром от нас ушел на Шипку форсированным маршем Брянский полк. Говорят, там что-то плохо[584].

Глава III

При защите Шипки

11 августа. Поздно вечером получили приказание выступить в 5 часов утра форсированным маршем на Шипку. Всю ночь лазарет укладывался, а я просидела на балконе, любуясь лунным затмением. Двинулись рано утром. День выдался страшно жаркий; мы на полдороге сделали привал и тронулись далее, когда жара немного спала. Подъезжая к Габрову, мы были поражены неприятным известием, что начальник дивизии, генерал Драгомиров, сильно ранен[585], перевезен в город и ждет прибытия нашего лазарета. Несмотря на позднее время (12 часов ночи), весь медицинский персонал и я отправились в монастырь навестить раненого; но никого из нас к нему не пустили, ибо он только что заснул. При нем находится сестра Красного Креста Юханцева[586], а лечит доктор 9-й дивизии. К нам вышел ординарец Драгомирова и передал приказание к утру приготовить карету, а доктору Гриничу приготовиться сопровождать генерала в Россию.