Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Августа 12-го, Габрово. Целый день проработали, приводя лазарет в порядок и размещая раненых по койкам и носилкам. Старший дивизионный врач разделил раненых по палатам и в каждые две палаты назначил медика, а так как нас сестер всего было четыре, то нам досталось на каждую более трех палат; меня назначил в распоряжение моего зятя хирурга К., которому поручили всех раненых, помещенных в женском монастыре[587]. Я очень обрадовалась этому назначению, так как монастырь помещается в саду, и все здание состоит из не очень больших, но совершенно отдельных одна от другой комнат, а потому и воздух тут совершенно чистый, и не может быть заразы. Можно надеяться, что раненые избегнут гангрены, которая грозит показаться в большом здании. На наши руки досталось 15 офицеров и 250 нижних чинов. Получив определенное назначение, я отправилась к игуменье монастыря и на первое знакомство выпросила у нее одеял, подушек и ковров; общими усилиями мы устроили, сколько возможно комфортабельно, своих раненых. Подружилась с монахинями и упросила их уступить еще несколько келий, где и разместила офицеров, по три в комнате, тогда как прежде помещалось по восьми человек; солдатам же отдали большую комнату внизу, трапезную; в саду разбили три шатра лазаретных; воздуху везде довольно. Между офицерами двое опасно раненные: один капитан Генерального штаба в бедро навылет[588] — пожалуй, ему придется отнимать ногу, а другой в грудь навылет, кашляет с кровью. За ними нужен очень тщательный уход, а так как мне все время безотлучно находиться при них невозможно, то я и упросила игуменью назначить монахинь дежурить при этих тяжело раненных безотлучно. Целый день прошел в сильных хлопотах и страшной душевной тревоге. Господи! Что с мужем? С Шипки то и дело подвозят раненых. Стук каждой подъезжающей кареты болезненно отдается в моей душе. Так и слышится, что подольский командир ранен, убит!.. Квартирки в монастыре мне не нашлось, и денщик отыскал мне помещение недалеко, у большого госпиталя. На Шипке не утихает: там идет страшная пальба, орудийные выстрелы и здесь слышны. Болгары все в страшной тревоге, боятся нападения турок на Габрово.

Габрово, 13 августа. Окончился пятисуточный кровавый бой на Шипке[589]; муж нынче целый день провел в огне и, благодаря Господу, остался цел, отделавшись легкой контузией и ушибом ног. Но чего я натерпелась за этот день! Целый день подвозили раненых; ко мне поместили еще 150 человек; за недостатком места тех, кто покрепче, сейчас же отправили в Тырново. Работы было страшно много. Находясь в страшной тревоге, я у всех вновь прибывающих с Шипки расспрашивала, жив ли мой муж, и с таким же вопросом обратилась к транспортному офицеру, который, не расслышав хорошенько фамилии, прямо брякнул, что опасно ранен и уже умер. Я потеряла сознание, и пока меня приводили в чувство, оказалось, что офицер, напугавший меня, ошибся, перепутал фамилии, что убит не муж мой, а генерал Дерожинский, труп которого сейчас привезли и поставили в церкви.

Какую громадную пользу приносит нам Красный Крест! Что бы мы делали здесь без него с таким громадным количеством раненых, подходящих к нам в оборванном платье: ведь у нас в лазарете белья всего на 80 человек, а через наши руки уже прошло более 1200 человек; между тем приходится не только иметь белье для больных, но одевать почти нагих, чтоб отправлять их далее во всем новом. Спасибо Красному Кресту и за то, что он выдает нам все беспрепятственно и в большом количестве: мне одной пришлось сегодня, на свое только отделение, взять у них 250 комплектов разного белья и до сотни одеял. Благодаря тому же Красному Кресту мои раненые получают чай два раза в день и табак; более слабым дается из склада хорошее вино, водка и спирт, и все это в таком количестве, что достает на всех.

14 августа. Всю ночь подвозили раненых; больше всего досталось бедным подольцам. Сейчас привезли нашего дорогого Туркестанца — полковника Генерального штаба Боголюбова 2-го, страшно раненного в живот навылет[590]; положение почти безнадежное; он в полной памяти, узнал меня, просил поместить в мою палату. У нас так все переполнено, что мои старания поместить его в отдельной комнатке не удались. Хотя я его хорошо устроила в большой светлой комнате, но пока вместе с двумя другими офицерами, тоже, как и он, тяжело раненными. Доктор сейчас осмотрел и перевязал его, найдя рану очень серьезною и положение крайне опасным. Хлопот сегодня было более обыкновенного, так как многие раненые народ относительно аппетита все здоровый, а наша лазаретная пища им не по вкусу. Для раненых офицеров удалось, впрочем, устроить кухню, договорившись с кухаркой из монахинь. На первый раз угостили их недурно, и все остались очень довольны. Чтоб улучшить пищу и солдатам, я упросила доктора для более слабых выписывать лучшие порции: курицу, котлеты, яйца, молоко, и доктор согласился.