Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

29 августа. Все мы ждем с нетерпением завтрашнего дня, и кажется, что, ради именин государя, Плевна должна быть взята нами завтра. Мои раненые сегодня смотрят веселей: у них также надежда на падение Плевны, а с нею ведь связана у всех надежда на скорое окончание страданий на Шипке. Получила письмо мужа: в крышу его блиндажа засели во время сегодняшней бомбардировки один осколок и четыре пули; против этого применено к делу военное лекарство: приказано утолстить крышу дерном.

30 августа. Все мечты о падении Плевны рушились; никаких известий нет ниоткуда[593]. Погода стоит ужасная, льет проливной дождь. Хотели в городе сделать иллюминацию, да почему-то не удалось. Пальба на Шипке продолжается беспрерывно, адский концерт не умолкает. Моим раненым сегодня нездоровится, все такие скучные. Один доктор спокоен и приписывает все стоны и ухудшения влиянию дурной погоды.

2 сентября. Получила письмо от мужа. Против горы Св. Николая турки привезли мортиры и открыли бомбардировку. В одну ночь выпустили более 300 бомб; пока многие бомбы перелетают через головы, но говорят, что ведь турки наконец пристреляются, и тогда беда нашему полку. Люди сидят на этой горе в открытых канавах. Прибывшие с горы Св. Николая сообщают, что там нет решительно ни офицера, ни солдата здорового: все страдают или лихорадкой, или дизентерией и, несмотря на это, несут свою тяжелую боевую долю, и, что особенно удивительно, бодрость духа их не оставляет; говорят, они поют песни, воодушевляя друг друга. Под эти звуки полковой доктор Петров, общий любимец, обходит траншеи и потчует дизентериков касторкой…

4 сентября. Все по-прежнему; слава Богу, общее лечение идет успешно. Но на горе Св. Николая положение ужасное. Посылала узнать, что там делается… Оказалось, что все офицеры сегодня всю ночь провели под открытым небом, обходя траншеи под градом бомб. Воображаю, какую пытку выносят все они за это время. И как Господь хранит их всех: вблизи моего мужа сегодня опять упала граната, но, к счастию, она не разорвалась, а зарылась в землю; вскоре затем к ногам его упал осколок гранаты, но и он опять не задел его. После всего этого, видя на каждом шагу проявления милосердия Божия, как не сделаться глубоко верующею. Да поддержит Господь бодрость духа в рядах полка, защищающего эту ужасную гору Св. Николая, бомбардируемую беспрерывно днем и ночью.

5 сентября. Сегодня Господь снова явил мне Свое милосердие. Чуть свет получено известие, что турки пошли в атаку на гору Св. Николая. Ожидая новых раненых, старший доктор приказал снарядить транспорта и тех, которые были покрепче, всех отправить в Тырново. Пришлось поскорей перевязать их, накормить и достать у уполномоченного Красного Креста, г. Глебова, белья почти на всех. За этою суетой прошел весь день, даже некогда было и пообедать. В 11 часов вечера вернулась к себе с доктором. Только что сели чай пить, как слышим, кто-то подъехал к дому. У меня сердце екнуло, я мигом выбежала на улицу и увидала моего мужа живого и невредимого: он прямо ко мне после боя. Я его встретила как воскресшего из мертвых. Он был главным участником в геройском деле — отбитии атаки Сулейман-паши. Отделался сравнительно легко: лишь оглушен разрывным действием турецких бомб да страшно похудел, и нервы так же расстроены, как у того полковника; тоже без слез не может ничего рассказать. Через день опять провожу его под пули.

26 сентября. Все это время чувствовала себя нездоровою, хотя и продолжала работать. Какое ужасное зрелище пришлось видеть сегодня! К нам привезли с Шипки больных, полузамерзших солдат, по нескольку человек на одной телеге; вид их до того был жалок, что у меня слезы так и брызнули: стали снимать с телеги, а они, совсем окоченевшие, даже не шевелятся… Мы тотчас же принялись их оттирать — сначала щетками, потом спиртом, влили в рот коньяку, часа три провозились, и наконец удалось двух привести в чувство, а третий так и отправился к праотцам; никакие старания не помогли привести его в чувство; остальные два ненадолго ожили и часа через три тоже последовали за своим товарищем. Вечером привезли еще других больных, хотя и не совсем окоченевших, но в таком же плачевном виде, иззябших до последней степени. Мы их тотчас же уложили в постель, вытерли водкой, напоили горячим чаем и укрыли теплыми одеялами; теперь, слава Богу, заснули, но доктор говорит, что здоровье их так сильно расстроено, что вряд ли выздоровеют. Боже праведный! Что там на Шипке будут делать долее? Ведь холода настали, а теплой одежды нет. Не говоря уже о полушубках, шинели и те все ободрались. Что же станет с бедными защитниками Шипки! Говорят, что в полках, размещенных на Шипке, только треть здоровых и почти все страдают упадком сил.