Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Прибыв в город Адрианополь, мы представились адрианопольскому военному губернатору, генерал-лейтенанту Липинскому[613]. Он принял нас в очень короткой аудиенции, объявив, что ему нет времени с нами беседовать, что и было понятно, так как он был и начальником штаба корпуса. Генерал Липинский приказал нам отправиться к вице-губернатору, действительному статскому советнику Баумгартену, который, по словам генерала Липинского, должен был нам все рассказать, указать и познакомить нас с нашей новой деятельностью; к нему мы тотчас и отправились, обрадованные, что наконец нас посвятят во все тайны гражданского управления. Вице-губернатор Баумгартен, служивший ранее в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку и по выходе из полка состоявший на гражданской службе, был командирован в Болгарию в распоряжение императорского комиссара. Явившись к нему, мы были крайне удивлены и озадачены, когда за разъяснением наших обязанностей он нам предложил обратиться к краткому сборнику описаний гражданского управления при турках (доподлинно не помню названия этой брошюрки в несколько страниц). Тут же Баумгартен предложил нам разыграть округа в лотерею; мне ужасно хотелось попасть на Мраморное море, но жребий выпал на округ Узун-Кепри[614], что означает «длинный мост». Город этот лежит на железной дороге, в нескольких часах езды от Адрианополя.

Разыграв Адрианопольский санджак в лотерею, мы все гурьбою отправились в лучшую адрианопольскую гостиницу. Каждый из нас захватил с собою брошюрку; было постановлено прочесть и собраться вечером, в назначенный час, на совет, так сказать, на административное (корнетское) заседание.

В назначенный час, вечером, все юные администраторы были налицо; уселись по-настоящему за стол и открыли заседание, выбрав председателя и секретаря. Последним, если не ошибаюсь, был лейб-гвардии Конного полка поручик граф Стенбок-Фермор[615]. В первой очереди выяснили положение окружных начальников; при турецком правительстве такой начальник назывался «каймакан», название это, вероятно, дано было потому, что, как первое лицо в округе, и притом обеспеченное, каймакан имеет возможность пить кофе с каймаканом, т. е. с наваром в виде пенок. Каймаканы жили в особых казенных зданиях и представляли собою местную высшую административную власть, им подчинялись советы: административный и судебный, состоявшие из председателя и выборных от народа, а равно и казначейская часть. Каймаканы обязаны были следить за точным исполнением всеми служащими чинами в округе их обязанностей, озабочиваясь и своевременным поступлением податей. В распоряжении каймакана находилась вся полиция, и вообще до него касалось все в районе его ведения.

Таких административных заседаний у нас было несколько, и постепенно мы начали применяться к новому положению. По рассмотрении главных обязанностей нашей будущей деятельности, т. е. ответив на вопрос: «Что надо будет делать?» — мы перешли к вопросу: «Как сделать?», и после некоторых дебатов, вспомнив курс администрации, мы выработали форму книг и журналов по делопроизводству, добиваясь ясности и однообразия, равно установили форму книг для сбора податей. Податные книги были установлены так, чтобы номерной корешок квитанции с распиской получателя оставался при книге, а оторванная квитанция выдавалась плательщику. Таким образом, выяснив все вопросы, мы заказали по одному образцу книги, бланки, журналы и т. п., книги зашнуровали, припечатали и представили вице-губернатору, после чего все разъехались по своим округам. Выработанное нами положение было представлено губернатору и оказалось впоследствии настолько удовлетворительно, что почти целиком было взято для Северной Болгарии.

Приехав в Узун-Кепри, я представился командиру корпуса, генералу Ганецкому[616], который назвал меня маленьким губернатором, объявив, что прикажет временно заведующему городом сдать мне текущие дела; поселился я, как и следует каймакану, в конаке, воспользовавшись прекрасной квартирой моего турецкого предместника, где мне и представлялись все местные власти. Советы уже существовали, так что мне только оставалось назначить казначея, что я и сделал, назначив, по указанию местных старожилов, одного из богатых жителей, престарелого турка Сулеймана-эфенди; ему я и вручил книги по сбору податей, как-то: книгу «эмляк» с имущества, книгу на «ашар» (т. е. десятинный сбор, по которому десятая часть урожая отходила в казну, будучи продана в Адрианополе с торгов), «беглик» — подать с овец; «серчим-перчим» (т. е. подать со свиней и чубов, носимых на голове; со временем эта последняя подать была отменена императорским комиссаром, как обидная для жителей) и проч., и проч.