Читаем Русское движение за тридцать лет (1985-2015) полностью

В той информации, которая предоставлялась публике насчет него, нет ни в чем чистой правды, зато все ее источники замутнены собственными мотивами, так что верить ей невозможно, не приняв для себя ту или иную версию мотивации. Свои мотивы были у свидетелей по делу, свои у стоящей за ними ФСБ[147], свои у фильтрующей сведения прессы и т. д. Всем хотелось манипулировать аудиторией. Разбираться каждый раз в том, какая доля правды и почему нам открыта или скрыта в тех или иных обстоятельствах, — невозможно. Можно только верить тем или иным показаниям. Или не верить вообще ничему. Но вера — это дело сугубо субъективное. Понимая все это, я решил ограничиться в изложении только тем, что почерпнул в открытых публикациях. Думайте сами, господа.

Ходивший в 2011 году в суд, как на работу, изучивший досконально все дело «от доски до доски», я пришел тогда к выводу о том, что причастность Тихонова и Хасис непосредственно к убийству Маркелова и Бабуровой следствием не доказана, а материалы дела ее опровергают. И о том, что следствие, применив богатую палитру недопустимых приемов и ловко расставив ловушки, поймало в них обвиняемых, сыграв на их человеческих слабостях. Обмануло, попросту, обвело вокруг пальца, предрешив этим дальнейшее. Никита был принужден к самооговору, присяжные подверглись беспрецедентному давлению, психологической обработке, остальное свершилось автоматически. Об этом деле мною была написана подробная книга[148], желающие найдут ее без труда.

Известие о явке с повинной Никиты Тихонова я получил в таком контексте, который для меня исключает моральное осуждение повинившегося. Не нам, не побывавшим в спецзоне «Полярная сова», что при заполярном поселке Харп, на попечении различных сандркиных[149], его судить. И тот факт, что в новой версии всего дела, изложенной Тихоновым и Хасис, многое не стыкуется с моей авторской версией, изложенной в книге, меня нисколько не смущает. Как не смутило бы меня отныне их клятвенное заверение в том, что они ходят на руках и питаются с рождения исключительно манной небесной.

И поэтому на этот раз я вообще не ходил в суд. Верить все равно я не мог бы ничему, что там прозвучало. А к участию в чужих постановках (тем более — постановках ФСБ) я никогда склонности не имел. К чему же лишний раз душу травить?

Итак, не будем гадать, чистая ли монета нам вручена историей, или ее надо бы помыть-почистить. Пусть этим займется будущий историк или переживший всех мемуарист[150]. А мы пойдем по цепочке обнародованных фактов, но — со ссылками, чтобы читатель сам судил об их достоверности.

Это все равно интересно и поучительно — воспользуемся возможностью.

Илья Горячев на фоне Кремля

Итак, если верить версии ФСБ, представленной нам в показаниях Тихонова, Хасис и других свидетелей, первым русским человеком, нашим современником, который в полной мере осознал неизбежность ирландского пути для Русского движения и у которого хватило решимости пройти этим путем и провести по нему своих соратников, оказался молодой московский интеллигент Илья Горячев. На его личности необходимо остановиться.


Справка: Илья Витальевич Горячев (30.05.1982 г.р., Москва) — российский общественный и политический деятель, русский националист. Родился в культурной семье, мама — поэт, член Союза писателей. Окончил исторический факультет Государственного университета гуманитарных наук (2004), специализация — балканистика. Заядлый сербофил, неоднократно посещал Косово; в 2002 году познакомился в Сербии с Младеном Обрадовичем, лидером сербского православного патриотического движения «Образ». Знакомство оказалось судьбоносным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное