Русское дворянство времен Александра I

Манифест от 9 мая вызвал самые разные реакции: большинство было против союза с Польшей и предполагаемого предоставления конституции и считало это ошибкой со стороны императора Александра I. Как сказал бывший фаворит царя декабрист М. Ф. Орлов: «Многие надеялись, что, даровав конституцию Польше, император не забудет и России»[566]. Как мы увидим далее, конституционный процесс в Польше завершится речью Александра I в Варшаве в марте 1818 года.

В соответствии с положениями манифеста от 15 ноября 1815 года, который предоставил созданному Венским конгрессом Царству Польскому конституцию, Александр I получил титул царя Польского. Таким образом, российский император стал для своих польских подданных конституционным монархом, но сохранил за собой право наложить вето на любое постановление сейма. Эта новая конституция заменила хартию 1807 года, которая применялась к Великому княжеству Варшавскому. Как иронично заметил В. И. Семевский в своей статье 1906 года, несмотря на все недостатки конституционного статута 1807 года, факт остается фактом: он уже был у поляков, поэтому бесполезны были попытки России «соблазнить их прелестями русского самодержавия, а нужно было предложить что-нибудь лучшее»[567]. В действительности произошли некоторые улучшения: новая польская конституция утвердила представительное правительство в форме сейма, она признала права habeas corpus, свободу вероисповедания и прессы, ограничила держателей государственных постов поляками (за исключением великого князя Константина в качестве верховного главнокомандующего) и, что наиболее важно, признала польский язык официальным языком царства. Приведем неопровержимый приговор В. О. Ключевского: «Так случилось, что завоеванная страна получила учреждения, более свободные, чем те какими управлялась страна-завоевательница»[568].

Для многих поляков конституция и соответствующие уступки были долгожданными событиями. Спустя годы декабрист А. П. Беляев вспоминал о встрече в Сибири с польским помещиком из Минской губернии И. А. Корсаком, сосланным за участие в польско-русской войне 1830–1831 годов. Корсак «глубоко чтил Александра I за дарованную Польше конституцию и был сторонником искреннего соединения Польши с Россией с условием общей и свободной конституции, что было заветным желанием и всех декабристов»[569].

В целом события в Польше, похоже, подготовили российское общественное мнение к принятию конституции в самой России. В записке, написанной в 1816 году, хотя, вероятно, не предназначенной для публикации, Н. С. Мордвинов приветствовал конституционный прогресс Польши, которому, как он заметил, России следовало бы без промедления подражать: «Россия со своим самодержавием долго останется бедной и слабой, и ее просвещение не будет делать таких успехов, как в конституционных странах. Польша — маленькая страна, но будучи представительной монархией, может стать даже более могущественной, чем рабская Россия»[570].

Не менее интересен комментарий С. Р. Воронцова, первого посла Александра I при дворе Сент-Джеймс, известного англофила, в письме от 8 октября 1817 года графу Ростопчину: «Ожидаю какие будут последствия пребывания двора в Москве. Увидим, в чем будут заключаться великие идеи, привезенные туда для обнародования? Не следует ли предполагать, что, поддержав французскую конституцию и водворив таковую же в Польше, нам будет даровано нечто несравненно лучшее, потому что имелось много времени, чтобы взвесить и испытать на практике все то, что было применено к Франции и Польше»[571].

Обнадеживающие ожидания Воронцова странным образом предвосхитили знаменитую сенсационную речь Александра I, произнесенную всего пять месяцев спустя на первом заседании польского сейма в Варшаве 15 марта 1818 года. В ней император заявил о своем намерении предоставить России конституцию и представительное собрание. Он сказал депутатам польского парламента: «Вы мне подали средство явить моему отечеству то, что я уже с давних лет ему приуготовляю, и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости»[572].

Трудно преувеличить влияние, оказанное на российское общество и дворянское общественное мнение инаугурацией конституционного парламента на западных окраинах империи и заявлением царя о подобном устройстве, предназначавшемся для центральных областей его империи. Оба события вызвали нетерпеливые ожидания, тревожные предчувствия и потрясающее недоверие по мере того, как слухи циркулировали и набирали силу в обеих столицах России и за их пределами.