Однако они могли не знать или даже не подозревать, что на самом деле Александр I поручил Новосильцеву, который работал над польской конституцией, разработать конституцию и для России. Новосильцеву в Варшаве помогал старший государственный служащий П. И. Дешан до своей смерти в 1819 году. Дешан был прикомандирован из Второго отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое курировало разработку законов и другие правительственные законодательные проекты. Его подчиненным был П. А. Вяземский, ответственный за подготовку русского текста. Он в значительной степени опирался на терминологию, использованную в более ранних конституционных проектах М. М. Сперанского. В письме, которое Вяземский написал Н. И. Тургеневу в марте 1819 года, он выразил искреннее желание увидеть, как конституционный проект, над которым он работал, принесет России реальную пользу: «На теперешний перевод имею я большие упования». Эти упования разделял брат Тургенева, Сергей, который, проезжая той весной через Варшаву, назвал документ просто «проектом Вяземского» и «лучши<м>, какой возможен в настоящих обстоятельствах». В своем дневнике Тургенев записал: «Вчера читал мне князь Вяземский некоторые места из проекта Российской конституции. Главнейшие основания ее те же, что и в польской». Тургенев был совершенно прав: по оценке одного исследователя, из 191 статьи, содержащейся в российском проекте, 122 были взяты из польской конституции[601]
.М. Ф. Орлов был так же взволнован работой Вяземского в Варшаве и надеялся, что она приведет к созданию представительного правительства в России. Учитывая тесную дружбу между Вяземским и двумя декабристами Орловым и Тургеневым, стоит ли удивляться, что конституционный документ, разрабатывавшийся в Варшаве, стал хорошо известен в российском обществе, где он оказал значительное влияние на мировоззрение либерально настроенных кругов. Его конституционный и федералистский подход широко использовал декабрист Н. М. Муравьев, когда составлял свой собственный проект будущего правительства России, принятый Северным обществом в Санкт-Петербурге[602]
. Тем временем в Южном обществе П. И. Пестель разрабатывал весьма отличающуюся республиканскую и централистскую хартию, усиливая ощущение того, что разработка конституций, отражавших самые разные политические точки зрения, очевидно, была широко распространенным занятием в первые два десятилетия России XIX века.Результатом работы команды Новосильцева в 1818 году стала Уставная грамота Российской империи. Несмотря на последующие заявления о ее либеральном характере, на самом деле Уставная грамота была более консервативным документом, чем ее польская предшественница 1815 года, по образцу которой, как тогда заметил С. И. Тургенев, она и была создана. С точки зрения представительства, например, выборщики должны были просто выдвигать кандидатов, до двух третей из которых затем избирались царем и его двором. Однако все редакции документа содержат ссылки на политическую свободу, законные права личности, представительное правительство и федерализм. В отношении последнего проект Новосильцева отличался от строгого централизма Сперанского тем, что предусматривал разделение Российской империи, включая Финляндию и Царство Польское, на двенадцать групп полуавтономных провинций[603]
. Уставная грамота также содержит явные признаки влияния английского конституционного законодательства, включая, например, акт habeas corpus, предполагающий попытку гарантировать гражданам России как гражданские права, так и личные правовые гарантии. Несмотря на это, сравнивая два проекта Новосильцева, Семевский пришел к выводу, что, если бы Уставная грамота вступила в силу, она обеспечила бы еще меньше гарантий против правительственного произвола и заведомо меньше гарантий личной свободы, чем ее польская предшественница[604].Вяземский вернулся в Петербург летом 1819 года, когда и был принят царем. Описывая эту встречу, Вяземский вспоминает, что Александр I проявил восторженный интерес к политическому прогрессу, отмеченному польской конституцией, заметив, что меры, принятые Екатериной Великой во время разделов Польши, более не соответствовали преобладающему духу времени. Что касается политических реформ, которые он наметил для России, Александр I перечислил ряд проблем, несмотря на надежду «привести непременно это дело к желаемому окончанию». Первой из них была почти непомерно высокая стоимость их внедрения. Кроме того, неизбежные препятствия, сложности и противоречия на пути реформ создавались людьми, чьи предрассудки не позволяли им когда-либо убедиться в их достоинствах. Вяземский оставлял своих читателей с ясным пониманием того, что политические надежды, которые он и многие другие возлагали на Александра I, несмотря на все его заявленные намерения, останутся несбыточными[605]
.