Комментируя эти обстоятельства в то время, Карамзин откровенно написал в своей «Записке о древней и новой России» (которую он лично передал императору в 1811 году): «Россия наполнена недовольными. Жалуются в палатах и хижинах, не имеют ни доверенности ни усердия к правительству, строго осуждают его цели и меры»[774]
.Однако, хотя положение Александра I, несомненно, оставалось сложным, общее раздражение все больше сосредоточивалось на Сперанском. Как мы видели в главе 7, для этого был ряд причин. Презрение к его низкому происхождению и негодование по поводу его близости к царю, несомненно, стояли на первом месте в списке. С 1810 по начало 1812 года Сперанский при поддержке Александра I работал над проектами реформы государственных учреждений, административных процедур и законодательной власти. Эта активность вызвала беспокойство среди консервативного большинства при дворе по поводу центральной роли Сперанского. На самом деле широко известное «Введение к уложению государственных законов» справедливо приписывать двум авторам: не только Сперанскому, но и самому Александру I. Первый никогда бы не выступил с такими радикальными предложениями без поддержки второго. Если бы они действительно были реализованы, это означало бы решительный шаг к конституционной монархии и отказу от крепостнического абсолютизма.
Причины предлагаемых реформ показывают, насколько правящая элита признала их неизбежность. По мнению Сперанского, «[в]се политические превращения, в Европе бывшие, представляют нам непрерывную, так сказать, борьбу системы республик с системою феодальною». Его недвусмысленный вывод заключался в том, что «настоящая система правления несвойственна уже более состоянию общественного духа и что настало время переменить ее и основать новый вещей порядок». В частности, Сперанский имел в виду ограничение самодержавия и установление в России конституционной монархии западного образца. Его проект так и не был реализован по разным причинам, некоторые из них до сих пор остаются невыясненными, хотя достаточно ясно, что главным препятствием для замыслов Сперанского и его огромного трудолюбия была, как давно заключил А. Н. Пыпин, крайняя политическая нерешительность и мнительность самого императора, которая составляла «самую слабую сторону целого предприятия и вместе характеристическую черту времени»[775]
.Социальное и политическое влияние поражения Наполеона на российское дворянство
Вызов системе, лежащей в основе российского правления, усугубился войной 1812 года. Изгнание Наполеона и его Великой армии из Москвы, ее позорное и катастрофическое отступление с русской земли и последовавшие за этим победоносные кампании по всей Европе принесли русским нечто совершенно новое, что до сих пор было доступно только понаслышке или по книгам. Это было личное знакомство с европейскими политическими и социальными структурами, качественно совершенно отличными от тех, что были дома. В своих мемуарах Д. И. Завалишин говорит о растущем и «осязательном» осознании «военным сословием (заключавшим в себе почти все дворянство)» альтернативных, западноевропейских систем правления и «прежде всего торжество Англии и ее парламентского правления», которое обнажило «слабость абсолютизма». Во время кампании в Западной Европе русские ознакомились «близко и практически с тем, что прежде, если и кому и было известно, то разве из книг и в отвлеченной форме»[776]
. Что касается масштабов такого знакомства, то, по некоторым оценкам, до 30 000 русских солдат и их офицеров были расквартированы во Франции в период оккупации с 1814 по 1818 год[777].Просвещенные и прогрессивные представления о свободе, когда-то высказанные в произведениях Радищева, которые активно продвигали критически настроенные дворяне, такие как Н. И. Тургенев, П. А. Вяземский и В. Н. Каразин, и которым государственные деятели, в том числе Сперанский, Мордвинов и Новосильцев, посвящали столько творческой энергии, в кратчайшие сроки стали интеллектуальным достоянием целого поколения молодых российских дворян. Более того, те же самые идеи лежали в основе самих конституционных замыслов, которые, по-видимому, также были предметом мечтаний Александра I[778]
.Политические последствия падения Наполеона будут ощущаться в течение многих лет как во всей Европе, так и в России. Большинство офицеров Генштаба и гвардии вернулись из Европы в Санкт-Петербург в 1815 году с повышенным чувством собственного достоинства и патриотизма. Теперь члены офицерского корпуса, особенно молодые, сравнивали то, что они видели на Западе, с жизнью дома. Их особенно поразили фактическое рабство подавляющего большинства россиян, жестокое обращение начальства со своими подчиненными, повсеместное злоупотребление властью и произвол. Эти обстоятельства возмущали образованных россиян и уязвляли их патриотизм[779]
. Александр Герцен отметил именно этот сдвиг в настроении, вспоминая поколение, которое победило Наполеона: