Русское дворянство времен Александра I

Либеральные экономические взгляды Тургенева, особенно обозначение им связи между успешной экономикой и политической свободой, сблизили его с Н. С. Мордвиновым, с 1816 по 1818 год заведующим отделом государственного хозяйства Государственного совета. В 1819 и 1820 годах Тургенев продолжал работать над социальными и политическими вопросами. Сюда входила конституционная альтернатива абсолютизму, в которой полномочия монарха были бы ограничены законом, как в Великобритании, таким образом гарантируя надлежащий порядок в управлении государством. Эту позицию разделяло Северное общество декабристов[911]. В собственном отчете Тургенева о его связи с ранним декабристским тайным обществом, «Орденом русских рыцарей», и «Союзом благоденствия» декабристов подчеркивается цель либерального дворянства проводить программу реформ, которую, несомненно, разделял бы менее реакционный режим. Он передает ясное представление о политической атмосфере, в которой поколение декабристов коллективно исследовало вопросы реформ.

По словам Тургенева, члены первых, «по-немецки» организованных, тайных обществ намеревались просто продвигать реформистские указания самого правительства, и «только страх неправильной интерпретации своих целей заставлял их действовать без сотрудничества и ведома императора. Этот факт, раскрывающий неопытность первых основателей тайных обществ, демонстрирует искренность и безвредность их намерений». Тургенев имел в виду немецкий Тугендбунд («Союз добродетели»), с которым М. Ф. Орлов познакомился за границей в 1814 году. Это была патриотическая организация, образовавшаяся во время вторжения Наполеона в Пруссию. Его основная цель, изложенная в конституции, которая явно произвела на Орлова благоприятное впечатление, заключалась в воспитании масс и поощрении патриотизма. Конституция Тугендбунда оказала сильное влияние на проект «Зеленой книги» 1818 года, конституции «Союза благоденствия» декабристов, который, как и его немецкий аналог, подчеркивал прежде всего необходимость не столько политической реформы как таковой, сколько морального оживления в социальных вопросах[912].

В конце 1819 года Тургенева посетил С. П. Трубецкой, который пригласил его вступить в «Союз благоденствия» и показал его программу. Этого Трубецкого «продвинули мне так открыто, что казалось, что в его намерениях не могло быть ничего опасного». Тургенева поразила умозрительность проекта «Союза благоденствия», которая приводила его к заключению, что «не было никакого намерения вызвать какие-либо изменения в государстве». Вскоре Тургенев заметил, что многие члены «Союза благоденствия» остро нуждаются в политическом образовании, и поэтому предложил возглавить изучение ряда текстов, включая недавний «Комментарий к Филанджери» Бенджамина Константа.

Круг друзей и знакомых Николая Тургенева с большим вниманием следил за событиями в Европе и «с радостью приветствовал любой шаг к свободе». Тургенев считал, что в такой стране, как Россия, тайные общества неизбежны. Он писал, что только живущие в России могут надеяться понять проблемы, с которыми столкнется любая новая идея. Это означало, что идеи можно было формулировать и изучать только в замкнутом кругу тщательно отобранных людей, для которых было настоящим удовольствием иметь возможность говорить открыто и без страха не только о политических вопросах, но и на всевозможные другие темы. Тургенев описывает собрания «Союза благоденствия» в Москве зимой 1820/21 года, на которые было приглашено еще около двадцати человек, в том числе и офицеры 2‐й армии. «Встречи были частыми, и я всегда вспоминаю их как самые счастливые моменты в моей жизни. В эти слишком короткие моменты я находился в компании людей, которые для меня всегда были благородными, исполненными чистейших устремлений и самоотверженной преданности своим друзьям»[913].

Взгляды Тургенева резко изменились после событий 14 декабря. Это четко отражено в его «Оправдательной записке» 1826 года, которая была приложена к первому тому его книги «Россия и русские», изданной в Париже и Брюсселе в 1847 году. Тургенев дистанцировался от своих бывших соучастников, не только осуждая саму идею революции, но и полностью отвергая представление о том, что само восстание хоть сколько-нибудь близко к таковой революции. По его мнению, отчет Следственного комитета «представил весь дьявольский роман во всей его полноте, со всеми деталями его неизмеримой жестокости и безумной кровожадности». Его реакция на происшедшее и на арестованных была откровенным недоверием. Тургенев писал, что его «душа содрогнулась», когда он увидел, что люди, с которыми он часто общался, оказались полнейшими негодяями[914].