Читаем Русское дворянство времен Александра I полностью

Первая глава четвертой книги романа описывает еще один вечер у Анны Павловны, состоявшийся семь лет спустя, 26 августа 1812 года, «в самый день Бородинского сражения». Несмотря на разразившийся между Россией и Францией конфликт, а также общий страх и ненависть к Наполеону, разговор тем не менее по-прежнему ведется патриотически настроенными русскими дворянами — мужчинами и женщинами — почти полностью на отличном французском языке[169]. Некоторые мемуары действительно свидетельствуют об усилении антифранцузских настроений по мере распространения новостей об оккупации Наполеоном Москвы. Вигель «рисует выразительную картину реакции провинциального дворянского общества на военные известия: „Всю осень, по крайней мере, у нас в Пензе, в самых мелочах старались выказывать патриотизм. Дамы отказались от французского языка“»[170].

Однако коллективное презрение русского дворянства к Наполеону, особенно после 1812 года, не сразу уменьшило их энтузиазм по отношению к французскому языку или его использование в дворянской среде. Как справедливо заметил Николай Рязановский, десять лет спустя декабристы обычно писали и говорили по-французски. Это касалось и их ведущего идеолога П. И. Пестеля, получившего образование в Германии и свободно владевшего тремя языками. Д. И. Завалишин, осужденный как декабрист, несмотря на то что его формальное членство в Северном обществе остается под вопросом, описал важность французского языка в его собственном воспитании и образовании: «Матушка вовсе не дорожила русским языком и другими знаниями, вся ее забота была об иностранных языках, особенно об изящном выговоре и — manière de parler на французском, и чтобы мы были comme il faut»[171].

Этот лингвистический феномен восходит к восшествию на престол в 1740 году дочери Петра Великого, Елизаветы, когда французский язык стал одновременно языком двора и знаком культурной рафинированности, заменив немецкий, который курляндцы принесли ко двору Анны Иоанновны в 1730‐х годах[172]. К концу XVIII века, как вспоминал историк и издатель С. Н. Глинка, владение французским языком стало для его современников обязательным. Его однокурсники по Сухопутному кадетскому корпусу, где Глинка учился 13 лет до 1795 года, получали образование «полностью по-французски», а сам он «полюбя страстно французский язык <…> затеял уверять, будто бы родился во Франции, а не в России»[173]. И это не было исключительно российским феноменом: знать всех европейских стран, по словам Конфино, «имела сопоставимое образование, схожие культурные интересы и общий социальный язык, в дополнение к общему языку tout court, которым чаще всего был французский»[174].

Даже образованные англичане (мужчины и женщины) умели говорить на нем. Так, во время встречи с британскими офицерами 43‐го линейного полка на Гибралтарской скале в 1824 году российский военно-морской офицер и декабрист А. П. Беляев вспоминал, что «спичи» на официальном обеде председательствующий произносил «на общеевропейском французском языке»[175]. В России, как замечает Шиман, все большее распространение французского языка со второй половины XVIII века означало, что поколение дворян, выросшее под этим влиянием, «начало терять связь с духом своего народа»[176]. Один французский комментатор предположил, что образованное общество в России в то время в значительной степени определяло и идентифицировало себя посредством французского языка. Это означало, что тексты, написанные на французском языке, образовывали некий анклав, который был частично связан с русской культурой, но одновременно составлял в сердце этой культуры «отдельный мир»[177].

Растущее отчуждение было усилено огромным влиянием, которое оказали на некоторых учителя-иезуиты, такие как аббат Николь, основатель престижной школы в Санкт-Петербурге (см. следующую главу). Однако недавний комментатор предполагает, что пристрастие русской знати к французскому языку в то время было не столько признаком культурного отчуждения, сколько способом продемонстрировать свою принадлежность к более широкому сообществу европейской элиты, признанную Конфино[178].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии