Русское дворянство

Официально политика Елизаветы Петровны, как было объявлено, должна была основываться на продолжении деяний Петра I. Это следует и из указа от 12 декабря 1741 года, в котором сказано: «Правление внутренних всякого звания государственных дел иметь на основании, учиненном указами Петра Великого». С другой стороны, в 1740-х годах в законах, изданных в то время, трудно найти свежие идеи, позволяющие утверждать о целенаправленности и оригинальности политики правительства. Конечно, время царствования Елизаветы не было временем застоя, оно стало подготовительным периодом к будущему царствованию Екатерины II. Процесс европеизации страны стал необратимым, что в немалой степени было обусловлено признанием Елизаветой величия свершившейся в начале XVIII века перемены и ее осознанным желанием продолжать начатое Петром дело.

С кончиной императрицы на престол восходит ее племянник Петр III (1728–1762), который стал родоначальником Гольштейн-Готторпской линии династии Романовых, правившей Российской империей до 1917 года. Елизавета женила своего племянника на принцессе Софье Фредерике Августе Ангальт-Цербстской. Свадьба состоялась 21 августа 1745 года. Принцесса, приняв православие, стала именоваться Екатериной Алексеевной. Мать невесты приходилась двоюродной сестрой отцу жениха. Таким образом, жених с невестой приходились друг другу троюродными братом и сестрой.

В период краткого правления Петра III были изданы законы, объективно подготовленные всем предшествующим развитием страны (о вольности дворянства, секуляризации монастырских земель, упразднении Тайной канцелярии, роспуске Лейб-кампании и некоторые другие).

Чтобы привлечь на свою сторону дворянство, Петр издаст Закон о вольности дворянства в виде «Манифеста о даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», по которому все подданные империи, имевшие дворянский титул, могли служить как по военной, так и по гражданской части без ограничения в сроках службы, как это было при Анне Иоанновне (25 лет), и тем более не пожизненно, как установил Петр I. Манифест был издан 18 февраля 1762 года, и в нем говорилось, что «при Петре Великом и его преемниках нужно было принуждать дворян служить и учиться, отчего произошла большая польза, истреблено нерадение к пользе общей, невежество; знание и прилежание к службе умножили искусных и храбрых генералов, также людей, сведущих в гражданских и политических делах, благородные мысли вкоренили в сердцах патриотов беспредельную верность и любовь к государю и великое усердие к службе; И потому Мы не находим той необходимости в принуждении к службе, которое до сих пор потребно было».

Этот указ на короткий срок привлек к императору симпатии дворянства, но его пропрусская линия, шедшая вразрез с интересами государства, вновь оттолкнула от Петра III широкие слои высшего класса.

Петр III стремился заменить влияние одних вельмож на других: первые места в правительстве он отвел своим родственникам по отцу — гольштинским принцам. Оттеснив на второй план русскую гвардию, Петр окружил себя гольштинцами, в верности которых он не сомневался. Посягнув на церковные обряды, он дал повод для возбуждения против себя более широкого, уже национального чувства. То же самое — в области военной и придворной.

Не ладилась и личная жизнь императора, между Петром и Екатериной нарастала отчужденность. Сближению семейной пары не помогло даже рождение в 1754 году наследника, великого князя Павла (по некоторым данным, сын Екатерины от Салтыкова). Боясь за судьбу государства и династии, императрица Елизавета даже планировала передать престол малолетнему Павлу, минуя его отца, а Екатерину, как умную и популярную в гвардии и дворянских кругах женщину, назначить регентшей при Павле до его совершеннолетия.

Став императором, Петр III даже вынашивал планы ареста Екатерины, развода с ней и женитьбы на фаворитке Елизавете Воронцовой. Однако гвардия, став на сторону Екатерины и арестовав Петра III, решила судьбу престола в пользу его супруги.

Фридрих II, разговаривая впоследствии с графом Сегюром, который ехал посланником от Французского двора в Петербург, так отзывался о событиях 28–29 июня: «По справедливости, императрице Екатерине нельзя приписать ни чести, ни преступления этой революции: она была молода, слаба, одинока, она была иностранка, накануне развода, заточения. Орловы сделали все; княгиня Дашкова была только хвастливою мухою в повозке. Екатерина не могла еще ничем управлять; она бросилась в объятья тех, которые хотели ее спасти. Их заговор был безрассуден и плохо составлен; отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».