Русское язычество. Мифология славян

Поихав би в лис по дрова —
В мене жинка чорноброва…
Треба дома сидить,
Треба жинки глядить,
Щоб и хтось не пришов,
Чтоб и щось не принис,
Або сала шматок, або мила брусок,
Або теи бессчастной чечевици мишок.

Горох — предмет весенней игры с песнью: «Вейся, горошек, в три стручка, роди, Боже, в четыре. Чтоб тебя черви не точили! Чтоб наши молодцы женились».

Вийся, горошок, в три стручечки,
Роди, Боже, в чотири,
Щоб тебе черви не точили,
Щоб наши парубки ся женили.

Также и огурцов народная поэзия коснулась в форме весенней игры. Девицы переплетаются руками, думая изображать вьющиеся стебли огуречной травы, с применительными припевами.

Зелененьки огирочки, развивайтеся,
Молодии дивочки, завивайтеся!

В одной любовной песне огуречный цвет сопоставляется с плачем девицы в отсутствие своего милого.

Зелененьки огирочки — жовтенькй цвиточки,
Нема мого миленького — плачуть кари очки.

Тыква, гарбуз и дыня в одной песне сопоставляются с хозяином и хозяйкою.

А хто любить гарбуз, а я люблю диньку,
А хто любить господаря, а я господиньку!

Есть шуточная песня, в которой огородные растения представляются в виде семьи. Гарбуз — хозяин, отец семейства, дыня — хозяйка, огурцы — его дети, а морковь — сестра.

Ходить гарбуз по городу —
Питается свого роду:
«Чи вси живи, чи здорови,
Вси родичи гарбузови?»
Обизвалась жовта диня,
Гарбузова господиня:
«Уси живи и здорови,
Вси родичи гарбузови».
Обизвались огирочки,
Гарбузови сини и дочки:
«Уси живи и здорови,
Вси родичи гарбузови».
Обмазалась морквиця,
Гарбузова сестриця, и пр.

Сеяние вообще приводится в иносказательном образе. Так, существует образ сеяния судьбы.

Ходила дивчина по полю;
Сияла долю из приполю.

В военных песнях поле битвы изображается в виде пахотного поля.

Чорна рилля заорана,
А кулями засияна,
Билим тилом зволочона,
А кровию сполощона.

Есть образ сеяния тоски (туги).

Ой, посию тугу
Та по всему лугу,
По лугах, бережёньках,
По моих вороженьках.

Как этот образ, так и предшествовавший встречаются в Песне «о полку Игореве». В песне о Марусе и гайдамаках грусть жены о муже и нетерпеливое ожидание его возвращения выражены в следующей форме: Маруся изорала поле мыслями, заборонила карими глазами, полила частыми слезами.

Изорала Марусенька мисленьками поле,
Карими оченьками тай заволочила,
Дрибними слизоньками все поле змочила.

Женщина, сиротствующая в чужой стороне, хочет посеять свой «род» мелким семенем.

Де тебе, роде, узяти?
Чи посияти дрибним насинячком?

Конопля в народной поэзии — образ большею частью грустный. Девица-сирота берет коноплю и просит сырую землю принять ее (см. выше о земле); конопля, растущая в поле, сопоставляется с изменою молодца девице.

Ой, у поли конопель — верхи зелененьки;
Покидае милий милу — вороги раденьки.

Конопля, намоченная в воде, — образ несчастного житья женщины на чужбине.

Ой, як тяжко конопельци в сирий води гнити,
А ще тяжче молодици начужини жити.

Но уклонение от этого печального значения представляет шуточная песня, где вторжение журавля в коноплю символизирует нарушение девства (брачное).

Та внадився журавель
До бабиних конопель —
Таки, таки журавель,
Таки, таки цибатий.

Полынь — символ горемычного житья. Солдат сравнивает с ним свой солдатский быт.

Ой ти, полинь трава,
Ой ти, гиркая трава,
Через тебе, полинюшка,
Гирше в свити нема.
Ой ти, служба моя солдацькая,
Через тебе, через службу,
Гирше в свити нема.