Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Тем не менее наиболее значимые произведения этого периода создаются в русле гоголевского направления. В своих произведениях из народной жизни писатели этого направления пытаются найти ответ на вопрос: какое место занимает народ в сознании мыслящей части общества? После «Записок охотника» И. С. Тургенева возникает тенденция поставить «простого человека», мужика в центр повествования как полноценного героя, со своим мировидением и внутренним миром. Эта тенденция, например, отчетливо прослеживается в творчестве Д. В. Григоровича, выступившего в 1840-е годы с повестями «Деревня» и «Антон Горемыка», о которых шла речь в первой книге нашего исследования «Русское мировоззрение. Ценности и смыслы российской жизни в философии и литературе XVIII — первой половине XIX столетия».

В 50-е годы Григорович идет дальше. Он пытается создать романы о мужиках как полноценных людях («Рыбаки» — 1853 и «Переселенцы» — 1855–1856). В этих произведениях, может быть, впервые низовой слой нации занимает не часть, но все пространство сюжета: со своей жизнью, чувствами, своими ощущениями и переживаниями, но еще не с собственным самосознанием, которое только-только начинает давать о себе знать. Поэтому в целом произведения Григоровича носят по большей части бытописательный и даже этнографический характер.

Григорович приступил к «Рыбакам», возбужденный неудачей с предыдущим своим романом «Проселочные дороги». Это произведение было новой для русской литературы формой — романом из крестьянской жизни, чем-то, по словам самого писателя, вроде «Антона Горемыки», но не с таким мрачным мотивом. Роман вызвал положительные отклики. Так, Н. А. Некрасов, в частности, называл его «удивительно хорошим». А. И. Герцен написал к немецкому переводу произведения предисловие «О романе из народной жизни в России» (Письмо к переводчице «Рыбаков»). В самом начале Искандер (литературный псевдоним Герцена) отмечает, что роман Григоровича — «отнюдь не пастушеский или идиллический, а вполне реалистический, написанный в патриархальном духе и преисполненный симпатии к крестьянству», — следует за «романом иронии, отрицания, протеста, а быть может, и ненависти»[344]. И это обстоятельство представляется ему знаком серьезных перемен «в направлении умов».

Однако, прежде чем непосредственно обратиться к произведению Григоровича, Герцен дает краткий очерк истории русского романа с точки зрения становления мировидения писателей и тех социальных, духовно-нравственных проблем, которые оказывались в центре их внимания. Прежде всего он отмечает, что отечественная словесность «развивалась в среде дворянского меньшинства, отторгнутого от народа революцией Петра I»[345] и существовавшего как иностранцы среди соплеменников, что порождало неясность во всех общественных отношениях, коллизии, возникавшие на каждом шагу. «Патриархальность и бюрократия, византизм и германизм, варварская, монгольская казарменная грубость и философия XVIII века, огромное государство, где не существовало другой личности, кроме личности государя; между образованным классом и народом — полный разрыв: иная одежда, иной язык, иные мысли, словом, две разных…; община и дворянство, более ста лет противостоявшие друг другу и друг друга не понимавшие. Одна Россия — утонченная, придворная, военная, тяготеющая к центру — окружает трон, презирая и эксплуатируя другую. Другая, земледельческая, разобщенная, деревенская, крестьянская, находится вне закона».[346] Связующим же звеном между этими «двумя Россиями» Герцену видится «чернильное дворянство» — чиновничество, вышедшее из низших слоев общества, смешавшееся с родовым дворянством и не вернувшееся к народу.

В конце концов ненормальность этого положения стала очевидной для «серьезных и независимых умов», и они противопоставили «вопиющим противоречиям, произволу и пошлости» «настоящее бичевание общества». После 1825 года в русской литературе появилось «безмолвное, сосредоточенное отчаяние и совсем иная боль стала ощущаться за цензурными купюрами»[347]. Прологом к этому периоду стало, по убеждению Герцена, письмо П. Я. Чаадаева, потрясшее страну и вслед за которым очевидными стали два направления философской мысли — славянофильство и западничество.

В понимании Герценом основного конфликта романа — «между земледельческой, невзыскательной, простой патриархальностью и буржуазным, городским пролетариатом» — нашли свое выражение его народнические взгляды. По мнению Герцена, изображенная в «Рыбаках» крестьянская жизнь содержит в себе зародыш идеала «аграрного и инстинктивного коммунизма». Надо лишь просветить «общинную жизнь» крестьян «социальными идеями». Успех дела зависит от того, удастся ли установить «внутреннее единение» между «утопическим мечтателем» Владимиром Ленским, образ которого истолкован Герценом как тип пламенного проповедника «социальных идей», и героем романа Глебом Савинычем, «практическим философом с суровым, сильным характером, этим подлинным представителем циклопической расы крестьян-рыбаков».[348]