Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

О непростом вживании в мир России ее «пограничного» сына говорит и эпизод ярмарки, поставленный режиссером на основе «Записок охотника». Мир ярмарки, кажется, должен быть более всего близок крестьянскому сыну Лаврецкому. Но как раз здесь герой ощущает себя куда более чужим, чем поверхностный идеолог «западничества» Паньшин (В. Сергачев). В фильме Кончаловского нет развернутых споров Лаврецкого с Паньшиным, не воспроизводится так подробно родословная героя, как это происходит у Тургенева, но верно схвачен дух тургеневского романа. А дух его — в глубокой привязанности автора к России при фатальной от нее отделенности. В самом Тургеневе, в его герое — и это почувствовал и попытался выразить режиссер — живет тоска влечения к родному и невозможность единения с ним. Речь идет, конечно, не столько о событиях личной жизни как писателя, так и его героя (героев), хотя и это имеет место. Существеннее всего то, что в самом национальном бытии России этот разлад — определяющая сторона. Когда режиссер Кончаловский во фрагменте, поставленном по тургеневским «Певцам», помещает пьяных Гедеоновского и Лаврецкого в грязный трактир рядом с разного рода крестьянским людом и заставляет их вести философские споры о судьбах России, он как раз и хочет показать природу этого разлада, формировавшего многие века национальное мировоззрение. Между дворянскими интеллигентами и окружающими их крестьянами, находящимися в данный момент в одном пространстве жизни, нет единства, нет понимания. Они далеки друг от друга, как жители разных планет. Эпизод этот, как известно, в фильм не вошел, но его смысл, его атмосфера интонационно окрасили картину. По существу говоря, фильм стал повествованием о попытке героя не только вернуться на родину, но и вернуть родину в своем духовном бытии, воссоединить себя с нею. Стоит особенно подчеркнуть тот факт (что, конечно, продиктовано как романом, так и творчеством Тургенева в целом), что всякого рода революционность на этом пути писателем категорически отвергается как насилие над природой вообще и над человеческой природой в частности. Герой фильма «Дворянское гнездо», при всей его «мужицкой» природе, только однажды, в ярмарочной встрече с Паньшиным, демонстрирует силовое противостояние плебейской подлости этого персонажа, с одной стороны, и высокомерному барскому хамству молодого князя Нелидова (Никита Михалков) — с другой. В остальном же герой фильма Кончаловского принципиально неагрессивен, он как бы прислушивается к происходящему в нем и вокруг него, нащупывая почти интуитивно путь неразрушительного преодоления разлада. Нет в картине и демонстративного братания героя с народом, как это часто демонстрируют фильмы по романам Тургенева, особенно если сами произведения содержат основания для такой интерпретации.

К таким произведениям на первый взгляд принадлежит роман «Накануне». Как известно, роман этот создавался в период демократического подъема начала 1860-х годов, и по словам самого автора, был продиктован мыслью о необходимости в общественной жизни России «сознательно-героических натур». Тургенев воспользовался рукописью своего приятеля, в которой излагалась история любви русской девушки к болгарину Катранову, некогда весьма известному и не забытому у себя на родине. Девушка уехала вместе со своим возлюбленным в Болгарию, где он вскоре скончался. В то время Тургенев работал над «Рудиным», но та задача, которую он постарался потом выполнить в «Накануне», изредка перед ним возникала. «Фигура главной героини, Елены, тогда еще нового типа в русской жизни, довольно ясно обрисовывалась в моем воображении; но недоставало героя, такого лица, которому Елена, при ее еще смутном, хотя сильном стремлении к свободе, могла предаться. Прочтя тетрадку Каратеева, я невольно воскликнул: „Вот тот герой, которого я искал!“ Между тогдашними русскими такого еще не было… И вот каким образом болгарин сделался героем моего романа. А гг. критики дружно упрекали меня в деланности и безжизненности этого лица, удивляясь моей странной затее выбрать именно болгарина…»[658]

Но болгарин Тургенева, действительно, если не безжизненная, то персона очевидно искусственная. Однако вызвана эта искусственность самой логикой романа, поскольку главное действующее лицо в нем вовсе не Дмитрий Инсаров, а Елена Стахова. Что же касается Инсарова, то он есть, в образном смысле, герой, вызванный внутренним стремлением, мечтами тургеневской девушки. Он опредмеченная суть этих порывов. И так же, как всякая мечта, как всякая идеализация, он не в состоянии надолго закрепиться в реальности. Мечта тает, испаряется — Инсаров умирает, оставляя своей хозяйке энергию свободного порыва.