Аркадий, как-то увидев крепкую белую избу старосты Базаровых Филиппа, заметил, что Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из образованных людей должен этому содействовать. На что Базаров, в минуту особой откровенности, ответил, с печальной иронией, понимая утопичность мечтаний прекраснодушного друга, что возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого он должен из кожи вон лезть и который ему даже спасибо не скажет. «Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?»
«Иногда Базаров отправлялся на деревню и, подтрунивая по обыкновению, вступал в беседу с каким-нибудь мужиком. „Ну, — говорил он ему, — излагай мне свои воззрения на жизнь, братец: ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется новая эпоха в истории, — вы нам дадите и язык настоящий и законы“. Мужик либо не отвечал ничего, либо произносил слова вроде следующих: „А мы могим… тоже, потому, значит… какой положен у нас, примерно, придел“. — „Ты мне растолкуй, что такое есть ваш мир? — перебивал его Базаров, — и тот ли это самый мир, что на трех рыбах стоит?“
— Это, батюшка, земля стоит на трех рыбах, — успокоительно, с патриархально-добродушною певучестью, объяснял мужик, — а против нашего, то есть миру, известно, господская воля; потому что вы наши отцы. А чем строже барин взыщет, тем милее мужику.
Выслушав подобную речь, Базаров презрительно пожал плечами и отвернулся, а мужик побрел восвояси.
— О чем толковал? — спросил у него другой мужик средних лет и угрюмого вида, издали, с порога своей избы, присутствовавший при беседе его с Базаровым. — О недоимке, что ль?
— Какое о недоимке, братец ты мой! — отвечал первый мужик, и в голосе его уже не было следа патриархальной певучести, а, напротив, слышалась какая-то небрежная суровость, — так, болтал коё-что; язык почесать захотелось. Известно, барин; разве он что понимает?
— Где понять! — отвечал другой мужик и, тряхнув шапками и осунув кушаки, оба они принялись рассуждать о своих делах и нуждах. Увы! презрительно пожимавший плечом, умевший говорить с мужиками Базаров (как хвалился он в споре с Павлом Петровичем), этот самоуверенный Базаров и не подозревал, что он в их глазах был все-таки чем-то вроде шута горохового…»[664]
Мы процитировали эту сцену целиком, поскольку в ней достаточно очевидно предстает непростое отношение автора к своему герою. Высокомерие Базарова равно касается и славянофильских иллюзий о будущем мужицкой России, и самого мужика в его непосредственном бытии, от которого Базаров настолько же далек, насколько и те теории, которые он с презрением отвергает. И крестьяне не видят в нем своего, как не пытались утверждать обратное в советское время не только экранизации романа, но и отечественное литературоведение. О чем сам Базаров, впрочем, не очень сожалеет. Представление о русском национальном мировоззрении как о чем-то непротиворечиво-цельном, никак не связано с прозой Тургенева. Здесь это мировоззрение резко разграничивает крестьянский взгляд на вещи и взгляд образованных слоев, которые, впрочем, и внутри себя далеки от гармоничного единогласия.
Отсюда — и трагический для героя финал романа. Вскрывая умершего от тифа мужика, Базаров, как известно, получает заражение и умирает. Символичен здесь сам акт смерти при вскрытии мертвого крестьянина, едва ли не трупа самой мужицкой России. И припомним последние слова Базарова — уже на грани бреда: «Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?..» Этот вопрос возвращает нас к шубинскому вопросу («Накануне») о нужных для России людях. И как там, так и тут нет на него ответа.
Нет ответа и в экранизации «Отцов и детей». Там упомянутыми сценами и не пахнет. Базаров в фильме осознает классовую ущемленность крестьян. Видит порожденные нещадной эксплуатацией нищету, убожество, болезни. Вместе с Базаровым зритель должен пережить мрачные картины тифозной эпидемии, чтобы проникнуться по замыслу режиссера состраданием к униженному и оскорбленному народу. Народ у Бергункера отвечает своему идейно целенаправленному отпрыску доверием и любовью. Зритель имеет возможность наблюдать большое стечение болезных и страждущих у крыльца скромной усадьбы Василия Ивановича Базарова (Николай Лебедев). Отец широко пропагандирует лекарское мастерство сына, а окрестный простой люд живо откликается на эту пропаганду.