Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

У Тургенева все выглядит скромнее, хотя писатель хорошо видит глубоко проникшее в тело нации противостояние усадьбы и деревни. Томясь «тоскливой скукой и глухим беспокойством» после встреч с Анной Одинцовой, Базаров находит наконец отвлекающее от непривычного самоедства занятие. «Однажды, в его присутствии, Василий Иванович перевязывал мужику раненую ногу, но руки тряслись у старика, и он не мог справиться с бинтами; сын ему помог и с тех пор стал участвовать в его практике, не переставая в то же время подсмеиваться и над средствами, которые сам же советовал, и над отцом, который тотчас же пускал их в ход. Но насмешки Базарова нисколько не смущали Василия Ивановича; они даже утешали его… … он с наслаждением слушал Базарова, и чем больше злости было в его выходках, тем добродушнее хохотал… его осчастливленный отец. Он даже повторял эти, иногда тупые или бессмысленные, выходки… …„Да, да, — говорил он какой-нибудь бабе в мужском армяке и рогатой кичке, вручая ей стклянку Гулярдовой воды или банку беленной мази, — ты, голубушка, должна ежеминутно Бога благодарить за то, что сын мой у меня гостит: по самой научной и новейшей методе тебя лечат теперь, понимаешь ли ты это? Император французов, Наполеон, и тот не имеет лучшего врача“. А баба, которая приходила жаловаться, что ее „на колотики подняло“… только кланялась и лезла за пазуху, где у ней лежали четыре яйца, завернутые в конец полотенца.

Базаров раз даже вырывал зуб у заезжего разносчика с красным товаром, и хотя этот зуб принадлежал к числу обыкновенных, однако Василий Иванович сохранил его как редкость и, показывая его отцу Алексею, беспрестанно повторял:

„— Вы посмотрите, что за корни! Этакая сила у Евгения!..

…— Похвально! — промолвил, наконец, отец Алексей, не зная, что отвечать и как отделаться от пришедшего в экстаз старика…“»[665]

Тургеневский Базаров эпизодически лечит крестьян, как мы видим, из необходимости уйти от беспокойных переживаний, пошатнувших фундамент той идейной убежденности, на который он до сих пор (пусть и подчиняясь иллюзиям) опирался в образе жизни и мысли. Маятник его страстной натуры качнулся в противоположную сторону с той же угрожающей силой, с какой нигилист совсем недавно отстаивал свою защищенность от всякого «романтизма». Находясь у отца, он предается мрачной рефлексии, вызывающей у него раздражение и против себя самого, и против окружающих. Базаров все яснее видит, как жизнь мстит ему в форме тех «соблазнов», которыми он до сих пор пренебрегал как стойкий идеолог нигилизма. Цельность базаровской натуры пошатнулась под воздействием неожиданно нагрянувшей любви.

Что же касается истории заражения тифом, то информация по этому поводу занимает едва ли не абзац. «Однажды мужичок соседней деревни привез к Василию Ивановичу своего брата, больного тифом. Лежа ничком на связке соломы, несчастный умирал; темные пятна покрывали его тело, он давно потерял сознание. Василий Иванович изъявил сожаление о том, что никто раньше не вздумал обратиться к помощи медицины, и объявил, что спасения нет. Действительно, мужичок не довез своего брата до дома: он так и умер в телеге.

Дня три спустя Базаров вошел к отцу в комнату и спросил, нет ли у него адского камня?..

— … Я сегодня ездил в деревню, знаешь — откуда тифозного мужика привозили. Они почему-то вскрывать его собирались, а я давно в этом не упражнялся…»[666]

Фильм Бергункера превращает катастрофу, крушение революционизма Базарова в подвиг, в сознательное самопожертвование во имя спасения народа. В таком развитии сюжета цельность базаровского мировидения ничуть не страдает. Он до конца остается непоколебимым бунтарем против существующего социального миропорядка. И пусть герой Авдюшко не грешит оперной приподнятостью Инсарова (фильм В. Петрова), он не избавлен от советского комплекса преданности народному делу. Советский Базаров гибнет, потому что время его еще не пришло — настоящие революции впереди.

Педалированный героизм Базарова требует и соответствующего уровня любовной интриги в фильме — высокую мелодраму, которую призвана олицетворить первая красавица советского экрана тех лет Алла Ларионова, что она и делает с присущей ей мраморной холодностью, исполняя роль Анны Сергеевны Одинцовой.

У Тургенева встреча с Одинцовой — испытание базаровского нигилизма любовью, а по сути — неоднозначностью жизни, не укладывающейся в рамки правил, установленных для себя героем.

В фильме авторы делают шаг навстречу зрителю, которого неизбежно должна была увлечь любовная история с участием кинозвезды, не так давно блеснувшей в экранизации И. Аннинского «Анна на шее» (1954).

Фильм А. Бергункера трудно считать продуктивной репликой в мировоззренческом диалоге с мировидением ушедшей эпохи. Но есть в нем безусловное достоинство — актерская работа Виктора Авдюшко. Его скупое, сдержанное, но внутренне наполненное мощью исполнение роли Базарова обещало нечто большее, чем мог «поднять» режиссер картины.