Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Наиболее близкой к оригиналу из всех экранизаций «Отцов и детей» кажется нам четырехсерийный фильм Вячеслава Никифорова, поставленный на белорусском телевидении в 1984 году по сценарию Евгения Григорьева и Оскара Никича. Со дружество этих кинематографистов дало несколько интересных телеэкранизаций, в том числе по «Дубровскому» А. Пушки на и «Затишью» И. Тургенева. И всякий раз национальная проблема противостояния мировидения усадьбы и мировидения деревни выступала на первый план сюжета. Похоже, с точки зрения авторов, указанная коллизия, трансформировавшись в исторической перспективе, продолжает играть существенную роль в национальной жизни России.

В романах Тургенева крестьянская жизнь — насыщенный, многоголосый оценочный фон по отношению к персонажам из образованного класса, часто со смеховыми акцентами. Пародийно-смеховую оценку в «Отцах и детях» получает, например, сцена дуэли Базарова и Павла Петровича, общение нигилиста с крестьянами собственного батюшки.

Существенно, кроме того, что все пространство поместной жизни пока еще предреформенной поры (роман начинается в мае 1859 года) отмечено разрухой как в крестьянском, так и в дворянском быту. Причем разорение это выглядит страшнее тех тифозных эпидемий, образ которых маячит фоном в фильме Бергункера. Семейство Кирсановых выглядит абсолютно беспомощным перед происходящим в крестьянской общине, несмотря на либеральные новации. Павел Петрович вообще избегает контакта с крестьянами, а Николай Петрович, изведав всю прелесть этого общения, прячется от него в семейные заботы. Иными словами, его, и в прямом, и в переносном смысле, спасает от катастрофы саморазрушения Фенечка и рожденный ею малыш.

За пределами же этой идиллии жизнь в Марьине складывается «не слишком красиво». Хлопоты по ферме, заведенной, кажется, в новейшем духе, растут с каждым днем и становятся все безотраднее и бестолковее. Возня с наемными работниками — невыносимее. Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток. Лошади заболевали. Сбруя горела, как на огне. Работы исполнялись небрежно. Выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною, поскольку была слишком тяжела. Другую сразу же испортили. Половина скотного двора сгорела, потому что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову…

Управляющий обленился и начал толстеть, как толстеет всякий русский человек, отмечает не без иронии Тургенев, когда попадает на «вольные хлеба». Посаженные на оброк крестьяне не взносили денег в срок, крали лес. И ничего здесь поделать было нельзя. В довершение всего мужики начали между собою ссориться. Братья требовали раздела, жены их не могли ужиться в одном доме. Внезапно учинялась драка. И все вдруг поднимались на ноги, как по команде, все сбегались перед крылечком конторы, лезли к барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и требовали суда и расправы.

Словом, вся эта жизнь была чистым хаосом, бессмыслицей, которую фатально нельзя было поправить. Поэтому Базаров уверял Павла Петровича, что ему не представить ни одного постановления в современном семейном или общественном быту, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.

И в экранизации 1958 года, и в экранизации, появившейся через полвека после этого, идейный поединок Базарова и Кирсанова за «вечерним чаем» предстает в усеченном виде — по разным, правда, причинам. В фильме же Никифорова эти десять страниц тургеневского текста воспроизведены почти полностью. А к ним еще добавлена отсутствующая в романе резко критическая реакция Базарова на патриотический гимн Павла Петровича русской армии и ее военачальникам, среди которых был и их отец.

Павел Петрович, поднимаясь по лестнице, пламенно вопрошает: «Ну, а армия? Защитники Отечества? Отец наш? Русский генерал! Россию спасал! Это вам как?!»

Ответ Базарова, сидящего за столом спиной к Кирсанову: «Бородино… 12-й год… Что ж? Допустили неприятеля до сердца страны, а потом провозгласили это великой стратегией. На мужицкой выносливости до Парижа дошли и возомнили себя всесильными. И чем закончилось? Позором Крыма? Год на виду всей России оборону Севастополя наблюдали. Где ж они? Этот великий ум и первозданный дух?..»[667]

Во время этого монолога Аркадий (Владимир Конкин) то и дело почти панически призывает принести свечи. Еще бы! Мрак глубинного противостояния народного духа (той самой темной мужицкой выносливости, которая угрожающе живет в Базарове) и барской кичливости патриотов входит в свои права. А уж тут и до бунта бессмысленного и беспощадного недалеко.

Павел Петрович медленно спускается вниз, надвигаясь на Базарова едва ли не для рукопашной, — так, что его даже удерживает за руку брат. Словом, напряжение возникает нешуточное. Причем зрителю приходится переживать его не как «дела давно минувших дней», а как ситуацию, порожденную сим днем.