Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Михаил Швейцер чувствовал себя обязанным создать картину по роману Толстого. Она была для него смыслом жизни. В «Воскресении» он видел урок бескомпромиссной честности. Режиссер ставил перед собой задачу пропагандировать, утверждать моральную ответственность гражданина, необходимость нравственной перестройки личности в этом направлении. Идеи нравственного перерождения носились, что называется, в воздухе «оттепельной» эпохи, у которой за плечами остались десятилетия тоталитарной аморальности. Идеи эти в 1960-е годы имели едва ли не прикладной характер и, конечно, мало соотносились со всеохватностью нравственного посыла у Толстого. Ведь многим в период «оттепели» казалось, что воплощение в жизнь «морального кодекса коммунизма» — дело нескольких ближайших лет.

Швейцер актуализовал коллизию толстовского романа. Его вела «простая мысль». Допустим, что кто-то из его современников, избранный народным заседателем, вершит суд над невиновным человеком и обнаруживает свою вину в том, что привело другого на скамью подсудимых, — как жить отныне тому «заседателю» (ему сегодняшнему), каким будет неотвратимый суд собственной совести?

Фильм, был убежден режиссер, изображая события конца XIX века, должен воздействовать на зрителя как документ современности. Швейцер пошел даже на то, что убрал с картины опытных оператора и художника, которые, как ему казалось, слишком романтизировали трезвую прозу Толстого.

Сюжет картины разворачивается как путь главного героя — князя Нехлюдова (Евгений Матвеев) к сближению со страдающим народом через нравственное переживание своей вины перед Катериной Масловой (Тамара Семина). Это путь есть одновременно отход от среды, в которой Нехлюдов воспитывался и вырос, то есть от дворянского класса, показанного в фильме в сурово сатирическом ключе. Это особенно видно по первым эпизодам фильма — по сцене суда над Масловой, где невиновность и нравственная высота героини подчеркнуты выразительным комментарием в виде сцен разврата с участием прокурора, судей и т. д. По контрасту же разворачиваются сцены в тюремной камере, где на время суда находится Маслова. Всюду зритель видит страдающий народ. И тут Швейцер не отходит от традиционной трактовки «правящего класса» эпохи самодержавия, принятой в отечественном кинематографе советского периода. По логике картины Нехлюдов все более и более погружается в народную среду — характерны в этом смысле сцены отправки каторжных и ссыльных по этапу, с которыми решает двинуться и герой.

В книге Л. Рыбака о кинематографе Михаила Швейцера читаем: «…кинорежиссер иной раз спорит с Толстым, а кое в чем изменяет тексту романа. Так, в эпизодах, показывающих окружение Масловой на свиданиях с Нехлюдовым в тюрьме, среди заключенных в женской камере острога, в толпе каторжан, которых ведут по этапу, Швейцер, в отличие от известных описаний, не выделял уголовников в массе арестантов, не подчеркивал пороки, падения, жестокость, патологию. Спрямляя и упрощая на пропагандистский лад мысли и образы писателя, а то и подменяя автора собой, постановщик фильма изображал то, что по-разному волновало литератора и кинематографиста, — общую атмосферу нестерпимого гнета, закабаленность русского народа неправедной, корыстной и лицемерной властью…»[679]

У Швейцера и Катюша Маслова начинает не просто прозревать, но прозревать именно в революционно-демократическом направлении. Он «принял и генерализировал характеристику того политического ссыльного, который видел в Масловой „образец эксплуатации низшего класса высшим“, как сказано у Толстого в мимоходном замечании. Есть в романе… описание короткого, но горячего спора политических ссыльных, расходящихся в оценке методов революционной борьбы. Масловой спорящих не понять, но иногда прислушивающийся к разговору Нехлюдов спрашивает, что она о том думает, Катюша отвечает словно бы невпопад, однако глубоко и верно: „Я думаю, обижен простой народ… очень уж обижен простой народ“. Эти сердечные слова, эту важную для понимания концепции фильма мысль Швейцер подал как заключение, вынес в эпизод, который сам и сочинил, — прощанье Катюши с Нехлюдовым»[680].

Таким образом, нравственное очищение Дмитрия Нехлюдова в его прозрении язв общества, в котором он живет, и в сближении со страдающим народом. В таком развитии сюжета уже неважно, останется ли он с Катюшей или она будет принадлежать более достойному в классовом отношении политическому ссыльному Симонсону. Важно, что мировоззренчески Дмитрий Нехлюдов повернулся к революционно-демократической идеологии.