Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Екатерининская Россия разительно отличалась от своего образца — Европы «старого порядка». Думаю, не стоит сравнивать державу Романовых с Англией, где в течение XVIII в. утвердилась двухпартийная политическая система, а к концу столетия центр государственной жизни переместился в парламент. Уже в 1780-е гг. «оппозиция в парламенте открыто критиковала действия монарха», а в 1790-е «курс, проводимый королём [Георгом III] и его министрами, поведение наследника престола подвергались не просто критике, но и насмешкам со стороны общества. В карикатурах изображался монарх, его семья, принц Уэльский»[490]. Корректней провести сравнение с «абсолютистской» Францией, на которую Екатерина главным образом и ориентировалась. Но и здесь мы найдём немного общего.

Ничего подобно фундаментальным законам Французского королевства, даже закона о престолонаследии, в Российской империи так и не было принято. Русское служилое чиновничество совсем не напоминает французских офисье, покупавших свои должности. О каких-либо аналогах парламентов — Парижского и провинциальных — говорить не приходится. Правда, Людовик XV руками канцлера Мопу в 1771 г. фактически упразднил систему парламентов, поставив судебные органы под контроль королевской власти. Но реформа эта была воспринята как проявление деспотизма и вызвала колоссальное возмущение в обществе — от принцев крови до философов-энциклопедистов. Мопу стал излюбленной мишенью памфлетистов, как либеральных, так и консервативных. Вскоре после воцарения Людовика XVI реформа была отменена, а Мопу отправлен в отставку.

Продолжали существовать несколько провинций со своими штатами, более того, последние были восстановлены там, где давно были упразднены, например в Дофине в 1788 г., или учреждены впервые, как на Корсике, присоединённой к Франции в 1769 г. И эти штаты реально оспаривали королевские налоги; так, в 1782 г. правительство отменило для Прованса эдикт, вводивший акциз на оливковое масло и мыло, против которого высказалось местное общее собрание коммун. «Лёгкость, с которой были проведены выборы 1789 года, свидетельствует о том, что Генеральные штаты [не созывавшиеся с 1614 г.] были живым организмом, а не окостеневшим реликтом прошлого»[491].

В большинстве французских городов сохранились «элементы выборного самоуправления, хотя и выродившиеся во многих случаях в более или менее замкнутую олигархию… [но] в известных случаях даже не без наличности непосредственного участия всего гражданства в делах городского управления»[492]. Более того, «сохранились вплоть до конца старого порядка исконные общие собрания обывателей… не в одних лишь мелких городах, но и в таких крупных, как Нант, где „общее собрание“ является на сцену для периодических выборов городских „магистратов“, или Ренн, столица Бретани, где, после 13-летнего перерыва (1766–1779) эти „шумливые веча“… по недружелюбному выражению местного интенданта [королевского чиновника], были восстановлены по настоянию бретанскаго парламента и вопреки усилиям интенданта, видевшего в этом „прискорбную крайность“… По словам бургонского интенданта, в 1784 г. в большинстве городов Бургони продолжали функционировать общие собрания, куда всякий имел доступ; эти собрания созывались, по его словам, „часто для обсуждения совершенно ничтожных дел“»[493].

Наконец, даже сельские общины имели свои права и отстаивали их. Такова, например, «бретанская деревушка Эрки, на которую интендант жалуется в письме к генерал-контролеру, в 1777 г., что „вот уже два года, как ему [интенданту], не удаётся заставить этот приход отбывать свою натуральную дорожную повинность“; для того, чтобы сломить сопротивление „жителей этого селения, упрямее которых ещё не было видано“, интендант не видит никакого другого средства, как особое постановление королевского совета, потому что иначе, прибавляет интендант, „они не преминут воздвигнуть, как они уже ранее делали, всевозможные затруднения, для того чтобы помешать выполнению работ“, и что ему „будет стоить большого труда“ сломить жестоковыйность упрямых обывателей»[494]. Ситуация, абсолютно непредставимая в России!

Хорошо развитое сословное самоуправление продолжало существовать и в различных частях империи Габсбургов, что продемонстрировал протест против реформ Иосифа II в конце его правления — не только в Венгрии, где местное дворянство вообще пригрозило переходом в прусское подданство, но и в самой Австрии, где могла выйти в свет брошюра с названием «Почему император Иосиф не любим своим народом?». И коронованный реформатор на пороге смерти был вынужден отступить. Даже в Пруссии назначением ландратов, главных должностных лиц на местном уровне, ведали провинциальные дворянские ассамблеи — крейстаги.