Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Т.н. «контрреформы» Александра III лишь в той или иной степени деформировали учреждения, созданные Великими реформами, но не уничтожили их: «Это не был подавляющий и всеохватывающий гнёт Николая [I]; после великих реформ Александра II это было уже притуплённое орудие, которое обращалось на мелкие притеснения и уродливые искажения того, что было сделано предшественником» (Чичерин). Уж на что бешеной была атака против земства — в статьях Каткова и Мещерского, в речах Победоносцева, — но Земское положение 1890 г. оказалось относительно умеренным. Да, оно ещё более усилило зависимость общественного самоуправления от администрации: «Если ранее губернатор мог отменять постановления земства только вследствие их незаконности, то по новому Положению губернатор и земское присутствие имели право отменить то или иное постановление, руководствуясь, по их мнению, его нецелесообразностью»[622]. Да, оно уменьшило присутствие в нём крестьян. Но «в общем земская власть осталась в тех же руках… Руководящее ядро гласных и состав управ по-прежнему комплектовались преимущественно из среды среднего поместного дворянства, но, с другой стороны, само это дворянство с течением времени значительно демократизировалось и пополнялось представителями либеральных профессий, что не могло не отражаться, конечно, на характере земской деятельности»[623].

Всё короткое правление Царя-Миротворца проводилось жесточайшее давление на свободу печати. Победоносцев говорил, что даже думать об облегчении положения газет и журналов — преступление. И. о. начальника Главного управления по делам печати П. П. Вяземский в декабре 1881 г. наставлял своих подчинённых: «…цензура обязана не только устранять всё то, что имеет прямо вредный или тенденциозный характер, но и всё то, что может допускать предосудительное толкование». В 1881–1894 гг. на прессу было наложено 174 взыскания, было запрещено семь изданий (среди них «рассадник нигилизма» — «Отечественные записки» Салтыкова-Щедрина), восемь прекратили своё существование вследствие цензурных преследований (среди них главная либеральная газета — «Голос»)[624]. Тем не менее ввести единомыслие не удалось — оппозиционный дух (пусть и приглушённо) продолжал витать в «Вестнике Европы», «Русском богатстве», «Русской мысли», «Русских ведомостях» и т. д.

И земство, и печать существовали в атмосфере постоянной подозрительности и мелочной придирчивости. Только за один год, с ноября 1891-го по ноябрь 1892-го, губернскими по земским и городским делам присутствиями было отменено 116 решений губернских и уездных земских собраний по вопросам о расходовании земских средств в 11 губерниях.

Например, во Владимирской губернии отменили решение Суздальского уездного земского собрания о назначении единовременного денежного пособия Гаврило-Посадской общественной библиотеке в размере 50 руб. из запасной суммы на непредвиденные издержки и недобор в доходах[625]. Череповецкое земство как недостаточно благонадёжное в 1888 г. вообще упразднили на три года. Прессе специальными циркулярами запрещалось обсуждать деятельность земского и городского самоуправления, судебные процессы, связанные с должностными преступлениями, аграрный вопрос, внутреннюю жизнь учебных заведений, 25-летний юбилей отмены крепостного права и т. д. и т. п.

Продолжалось запрещение (или даже уничтожение) уже отпечатанных книг (всего 71 за 13 лет). Среди прочего попал в немилость второй том «Истории Екатерины Второй» В. А. Бильбасова за «смелое разоблачение для всеобщего сведения… интимных и исторических фактов, которые в силу сложившихся цензурных традиций и приличий были изъяты из общего пользования читающей публики» и «часто резкое суждение и освещение пером исследователя не только фактов, но и системы и действий правителей». Окончательное решение принимал сам государь, в разговоре с Феоктистовым выразившийся со свойственной ему прямотой: «К сожалению, я не знал, что Бильбасов — тот самый скот, который вместе с [А. А.] Краевским издавал [газету] „Голос“; вы не упомянули мне об этом, ничего не сказал и [министр иностранных дел Н. К.] Гире, когда испрашивал у меня разрешения этому негодяю работать в Государственном архиве; никогда не позволил бы я пускать его туда… По-настоящему, следовало бы вовсе запретить Бильбасову заниматься историей; во всяком случае примите меры, чтоб он не выпускал вторым изданием и первый том своего сочинения… Вообще, надо обратить внимание на все теперешние исторические журналы, которые постоянно печатают совершенно лишние подробности и факты и слишком рано печатают различные мемуары и записки»[626].