Русское счастье

Мотька взялась за калитку.

– Не отказывайте. Извините за назойливость.

Мотька ничего не ответила, кивнула на прощанье, отводя глаза от леденящего взгляда. Она вошла во двор, с облегчением глубоко вдохнула воздух родного сада. В горах вечерняя мгла сгущается быстро. С наступлением темноты Мотька, как всегда, не зажигая свет, упала на постель, разбросав ноги. Обыкновенно приходило расслабление – ей хватало пятнадцати минут. Потом она готовила ужин, иногда ограничивалась одним чаем. Ограничения Мотька вводила, когда чувствовала излишние складки на боках. Она пока работала по дневному графику – впереди предстояли смены, включающие ночные дежурства. Сегодня, перед выходными, планировала заготовить полуфабрикаты, чтобы назавтра организовать праздник для живота. Собственный вид в зеркале ей показался чрезмерно угнетенным – бросалась в глаза бледность. Она этой встречи ждала давно, сама порой не осознавая этого.

«Вот оно – свершилось. Почему же нет радости? И ничего не всколыхнулось в груди».

В замкнутом круге другая бы давно обрела блаженный покой, а Мотька, пожонглировав воспоминаниями, настроилась на долгое ожидание.

…Теперь она работала по сменам, маршрут домой менять не стала. Она всматривалась в знакомые дома. Ее в умиление приводила старенькая бабушка, лет восьмидесяти с лишним, в одно и то же время подметавшая тротуар перед домом. Как-то бабушка пропала, с неделю она ее не встречала, даже подумала о неизбежном, когда же увидела, откровенно обрадовалась, едва не обняв.

– Жизнь продолжается, и она прекрасна, – произнесла Мотька вслух.

Бабушка среагировала на редкость для ее возраста философски:

– Ты живешь будущим, а я, милочка, вчерашним днем…

Мотька углубилась в улочку, ведущую к остановке. Миновала последний перекресток – ее кто-то окликнул.

– Сударыня, карета подана, прошу.

У распахнутой дверцы легковушки стоял доктор.

– Не откажите…

Она не видела ничего плохого в том, что ее подвезут – это случалось нередко. Неприязнь от первого разговора заставила задуматься.

– Не откажите… – был жалко настойчив он.

И Мотька уступила. Доктор не спешил. Праздничное одеяние дополняло его возвышенное состояние. Он говорил о проблемах нынешней медицины, пытаясь, наверное, увлечь ее. Мотька не могла сосредоточиться на сказанном и молчала. Глядя на ущелье, она оживилась, доктор, воспользовавшись ее вниманием, предложил познакомиться. Мотьке совсем не хотелось ему понравиться, она в ответ на его имя представилась:

– Матрена, можно проще – Мотя.

– Кто вас так унизил? Вы в моем восприятии Клеопатра.

Мотька увлеклась воздушным смерчиком, свернувшим в спираль белесое облачко над ущельем. Во всех интересных явлениях она видела затаенный смысл. В этот раз она загадала, но разгадки не получалось.

– Действительно, красиво, – вмешался доктор в ход ее мыслей. – Я тоже обозреваю это ущелье, рискуя не вписаться в поворот. Для кого-то красиво, а для кого – тяжелое воспоминание, – продолжал он. – Привозили к нам… в больницу моего хорошего знакомого: любуясь именно этим ущельем, съехал в обрыв.

«Господи, за прекрасными глазами он видит зияние пустых глазниц». Мотька взглянула на него внимательно – что-то жутко смертельное промелькнуло тенью по его лицу.

«Патологоанатом», – осенило ее.

Мотька спросила прямо, как она умела, без обиняков: – Вы работаете в морге?

Он стиснул до скрежета зубы и промолчал. А она поняла, что попала в точку.

Больше доктор встречи с ней не искал…

Часть 8 Быть или не быть

Глава 1

Боль притупилась с наступлением рассвета. Она отдалилась тяжелым напоминанием в глубину сознания, и больничные звуки поплыли маревом в полусонном состоянии. Надрывный звук мотопилы с пугающей тяжестью в немеющих пальцах перерос в хлюпающий болезненный храп, завершившись хлопками опорожняющегося кишечника. С трудом пришедший сон легкостью февральского, едва теплящегося шаловливого позыва напомнил о существовании иной жизни: вне окружающего убожества, далеко от страданий, без томительного ожидания «приговора».

Забрезживший свет будущего пасмурного дня из огромного, во всю стену окна, проявил силуэты болящих, с каждым последующим мгновением отчетливее обозначая их. Страдальческие выражения лиц проступали немыми масками в молчаливом ожидании доброго подарка грядущего дня.

Всколыхнулась занавеска двери, щелкнул выключатель – в утреннем мираже хрюкнуло.

– Повернитесь, голубчик, укольчик… – наклонилась, высоко показывая литые стройные ножки, шустрая ночная миловидная медсестра.

– Ну, нисколечки не почувствовал сегодня. Легкая у вас ручка, Матильдочка. Дай вам Бог счастья, – довершил скрип кровати одышный голос.

Возвышающаяся над стонущей кроватью груда тяжело перевалилась на бок, испытывая в который раз за ночь прочность ее конструкции. Бесшумно мелькнув в промежуток кроватей, Мотька тронула плечо соседа справа – на что он покорно принял выверенную позу.

– Грелочку ложить надо, сплошные шишки, некуда колоть. Давайте попробуем в ногу, – скороговоркой, явно торопясь, произнесла она полушепотом.