Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие

Для поэтики Н.П. Огарева весьма характерна семантика прилагательных. Он широко применял эпитеты с отрицательным энергетическим потенциалом: тяжелая тоска; потухшие очи (о юной деве); надгробные рыданья соловья; давно угасшее стремленье; сиротой докончить путь безвестный; печальные созданья- (о людях); горькое сомненье; дума серая, отжившая; седая– усталь годов; груст но смотрит тусклый мир и под. Литературовед Ю.И. Айхенвальд, анализируя рефлективную лирику Н.П. Огарева, подчеркивал: «Он – поэт хандры, жизни прожитой; он – певец тоски…» «Но если крупинки чистой меланхолической поэзии, хотя и затерянные во множестве стихов… дают право на бессмертие, то, несомненно, Огарев никогда не будет чужим и лишним в доме родной литературы. У него есть свои образы, порою величественные и волнующие; у него есть своя мелодия, нежны вздохи серенады или романса…»[44].

В годы эмиграции (1856–1877), когда Н.П. Огарев уехал в Лондон и активно сотрудничал вместе с Герценом на страницах «Полярной звезды» и «Колокола», литературная деятельность его была особенно плодотворной. Поэт опубликовал в эти годы свыше трехсот художественных и публицистических произведений, в которых звучали энергичные ноты протеста против крепостного рабства, нищеты и несправедливости.

Воскресла Русь! народ свободен стал,
И новый мир возник – широкий, сильный,
Мысль выросла, и труд твой не пропал…

В цикле стихотворений, посвященных образу родины, Н.П. Огарев в условиях, свободных от цензурного гнета и преследований, преодолевал нотки неизбывной грусти, глубокой печали и с надеждой на лучшее будущее писал:

Сторона моя родимая,
Велики твои страдания,
Но есть мощь неодолимая,
И мы полны упования:
…………………

Не пойдет волной обратною

Волга-матушка раздольная,
И стезею благодатною
Русь вперед помчится вольная!

1858

В найденном новом строе поэтической речи Огарев опирался на жанры народного творчества – сказа, речитатива, песни.

Еще одним оригинальным и неповторимым поэтом, относившим себя к рефлектирующим индивидуалистам, был Аполлон Александрович Григорьев. В своих воспоминаниях о нем К.Н. Леонтьев писал: «Чем знаменита, чем прекрасна нация? Не одними железными дорогами и фабриками, не всемирно-удобными учреждениями. Лучшее украшение нации – лица, богатые дарованием и самобытностью»[45]. Именно к такого типа людям относился уникальный поэт А.А. Григорьев (см. о нем подробнее в главе о рефлективной лирике: «А.А. Григорьев – поэт “страданий, страсти и сомнений…”»).

Один из постоянных мотивов его гражданских стихотворений составил «напряженно переживаемый конфликт между глубокой, мятущейся личностью и миром»[46]. В 1846 г. поэтом было написано стихотворение «Когда колокола торжественно звучат». Лирический герой слышит новгородский «вечевой колокол», который символизирует волю, свободу народа; герой хочет верить в то, что «встанет грозный день», «воззовет свобода».

И звучным голосом он снова загудит,
И в оный судный день, в расплаты час кровавый,
В нем новгородская душа заговорит
Московской речью величавой…

Политические произведения Григорьва близки к нелегальной поэзии петрашевцев, особенно к стихотворениям А.Н. Плещеева 40-х годов («Сон», «Вперед без страха и сомненья…», «По чувствам братья мы с тобой…», «Новый год»), где также перемешаны про-тестные и христианско-социалистические мотивы.

Многие нюансы в поэтике стихотворений А.А. Григорьева определялись его доминантной, основной установкой – борьбой за «мысль сердечную» против «мысли головной». В выборе тем поэт был автобиографичен. Поэтому, например, будучи городским жителем, Григорьев очень редко писал стихи о природе, но даже, когда обращался к пейзажам родины, его лирический герой был вписан, включен в природу как органическая ее часть. В этом отношении характерно, например, такое стихотворение:

ТОПОЛЮ