Русское тысячелетие

Такова легенда, мимоходом рассказанная Иваном Лукашем в очерке «Людовик в Митаве».

Речь идёт об останках герцога Бирона — всемогущего временщика Императрицы Анны Иоанновны.

Настоящая фамилия Эрнста Иоганна Бирона (1690–1772) была Бюрен, весьма распространённая среди прибалтийских немцев. Он был третьим сыном отставного польского офицера.

Бирон провёл бурную молодость. Он учился в Кёнигсбергском университете, но курса не кончил, зато успел два раза посидеть в тюрьме за участие в краже и неуплату штрафов. В 1719 году ночью на улице шумная толпа пьяных студентов столкнулась с городской стражей. В завязавшейся потасовке Бирон убил стражника. Спасаясь от тюрьмы, он бежал в Россию, поселился в Риге и нашёл покровителя в лице Бестужева-Рюмина.

Здесь его заметила Анна Иоанновна, племянница Петра I, в своё время выданная замуж за герцога Курляндского. Расторопный и толковый секретарь полюбился Анне, которая затем, заняв российский престол, тотчас вызвала Бирона из Курляндии и приблизила ко двору. В апреле 1730 года он получил чин обер-камергера.

Вот тогда-то Бюрен и поменял свою фамилию на Бирон, присвоив заодно титул герцога Курляндского. Бироны, кстати, это древний французский род, который Эрнст Иоганн зачислил в свои предки.

В Бироне Анна Иоанновна нашла своего избранника и повелителя. За десять лет, проведённые ею в России, она ни на один день не расставалась со своим фаворитом. Характерно, что они всюду ходили, взявшись за руки. Современники писали, что более дружной четы не бывало на свете.

Бирон был женат на фрейлине Анны, Бенигне Готлиб фон Тротта-Трейден. У них было трое детей: два мальчика и девочка. Ходили упорные слухи, что отцом родившегося в 1728 году Карла Эрнста был Бирон, а матерью Анна Иоанновна. Любопытно, что Бирон, его жена и императрица Анна составляли как будто единую семью. Анна Иоанновна даже не имела своего стола, а обедала только с семьей Бирона и даже в их апартаментах. Частенько они все вместе катались на санях, слушали орган в кирхе.

Генерал Манштейн вспоминает, что Бирон «своими сведениями и воспитанием, какие у него были, он был обязан самому себе. Он обладал здравым смыслом, и к нему можно применить поговорку, что дела создают человека. До приезда своего в Россию он едва ли знал даже название политики, а после нескольких лет пребывания в ней знал вполне основательно всё, что касается до этого государства…».

Всемогущий временщик был убеждён в том, что Россией следует управлять при помощи топора и верёвки. Наступило десятилетнее господство неметчины и унижения всего русского. Говоря витиеватым языком того времени, «хищный нетопырь засел в гнезде российского орла».

Бирон преследовал одну цель: выжать из страны побольше денег. Знаток и любитель лошадей, он тратил на конюшню 100 тысяч рублей в год, а на народное образование не выделялось и половины этой суммы. Говорили, что во дворце «курляндской канальи» пол вымощен золотыми рублями. Чтобы заткнуть рот недовольным, Бирон развязал настоящий террор против русского дворянства и духовенства. Число сосланных в Сибирь русских людей достигло 20-ти тысяч; из них тысяч 5 пропали без вести.

«Он (Бирон) имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа».

Александр Пушкин

Пушкинское замечание имело в виду социальные корни бироновщины. Поэт требовал не простого осуждения временщика, а изображения «всего ужаса царствования Анны», т. е. раскрытия причин, позволивших «деспоту непреклонному» (так назвал он Бирона в «Езерском»: V, 402) «согнуть Петрову Россию в бараний рог» (XVI, 65). Пушкин считал, что личность, характер должны быть объяснены историей.

Иноземная вакханалия закончилась осенью 1740 года, после смерти Анны Иоанновны. Регентство Бирона при малолетнем принце Иоанне Антоновиче не продлилось и месяца. Гвардия ждала лишь часа, когда тело Анны Иоанновны будет предано земле, чтобы свергнуть ненавистного курляндца. Солдаты открыто бранили офицеров, «зачем не начинают». В ночь с 7 на 8 ноября личный враг Бирона, фельдмаршал Миних, встав во главе гвардейских полков, арестовал его. Временщика сильно поколотили, завернули в одеяло, вынесли из дворца и отправили в Сибирь.

Местом ссылки Бирона стал сибирский Пелым, где для свергнутого временщика наскоро выстроили дом в четыре комнаты, обнесённый высоким забором. С ним обращались вполне сносно: выделили 15 рублей в день на содержание и оставили штат прислуги; по паре лакеев, поваров и горничных. Но все имущество его было конфисковано.

Настроение Бирона менялось от полной апатии до припадков бешенства.

Вернулся он из ссылки только спустя 20 лет, при Петре III — скорченный геморроидами, в сибирской заячьей шубке — и умер восстановленный в чинах и званиях.