Русское воскрешение Мэрилин Монро

Вскоре умерла супруга, и Седов понял, что час пробил, настало время выполнить предсмертное поручение до конца, – сейчас или уже никогда. И впервые за двадцать пять лет он написал письмо в Москву.

Состарившийся больной Седов не учел, что коммунистических партий может быть в Москве уже несколько после «перестройки», поэтому он надписал на конверте только: «Передать в Политбюро Коммунистической партии…». Провалявшись с месяц на московском почтамте, это письмо все-таки нашло своего адресата, но совершенно случайным образом. Его отнесли в первую попавшуюся на глаза дежурного почтальона партию с таким словом в названии. Так оно легло на письменный стол Генерального секретаря Коммунистической партии ленинцев, товарища Фомина. Партии левой, но весьма и весьма экстремистской.

11. Расставание

Прочитав только до середины письмо из Индии с неразборчивым почерком, Генеральный секретарь Фомин понял, что ему улыбнулась такая удача, о которой он не мог даже мечтать. Но вскоре, как коммунист, он пришел к выводу, что все произошло вполне закономерно, никакого чуда нет, и не могло быть. Всего лишь слово в слово было выполнено задание партии своему верному члену, как и должно было только быть. Задание Генерального секретаря Юрия Андропова. И он, новый генсек, обязан был воспользоваться этим в полной мере: ведь письмо пришло именно к нему. Но для этого нужны были еще деньги. Много денег.

Фомин в тот же день написал вежливый, но по коммунистически страстный ответ в Индию. И сразу стал искать деньги.

Старик Седов, получив ответ, который с нетерпением ожидал, не обрадовался, к своему искреннему удивлению, а даже испугался. Потом он вышел один на берег океана и горько заплакал. Старая привычная и добрая жизнь заканчивалась, впереди было что-то непонятное и страшное.

Фомин прилетел в Бомбей, переименованный уже в Мумбай, поздно вечером. Он ехал в такси из аэропорта, поглядывал с любопытством в окно, вдыхал ароматы тропической ночи с дымками от костров из высушенных лепешек домашних буйволов, и с волнением готовился к встрече.

Фомин остановился в отеле, и только утром приехал по адресу, откуда к нему пришло письмо. С трепетом в груди вошел он в ветхое бунгало на берегу океана, но оно было пусто. Только на веранде, укрывшись за циновками от ветра, сидел в одиночестве и смотрел в океан глубокий старик.

Они долго не могли найти, с чего бы им начать разговор. Старику хотелось убедиться, что этот господин настоящий коммунист, и он действительно прилетел из Москвы, и его детей там ждут, и все это по-прежнему очень нужно коммунистическому движению. В этом он теперь сомневался, особенно, когда тот представился ему, как Генеральный секретарь компартии. Старик знавал несколько более импозантных генсеков. Теперь ему больше всего хотелось, чтобы тот отказался, уехал обратно и оставил их в покое.

Фомин же, поглядывая вокруг себя на убогую обстановку и одинокого древнего старика, сначала подумал, не чепуха ли все это, не попался ли он, как простак, на выдумки сумасшедшего. Но затем он увидал несколько ранних фотографий, и сердце его громко забилось. Сходство со знаменитыми людьми было поразительное.

Актриса Мэрилин Монро не интересовала Фомина. Клон Есенина, писавший, кстати, неплохие стихи, тоже. Он хотел увидеть только единственного оставшегося в живых революционера. Как политику, ему надо было оценить товар живьем. Решено было, что он поедет в горный ашрам, где жил старший сын, там под видом иностранца-приверженца индуизма проведет несколько часов, понаблюдает за интересующим его клоном, но не станет пока знакомиться лично.

На следующий день, из-за очень трудной дороги, он приехал с переводчиком в храмовый комплекс в горах уже после полудня. Он ожидал приехать в какой-то колледж, но то, что он увидал тут, даже не заходя еще внутрь, стало его поражать. У стен храма, на теплых от солнца камнях, сидели в позе лотоса над отвесными скалами смуглые люди в одних лишь набедренных повязках. Их глаза смотрели вперед и вверх, на горные заснеженные вершины, но видели они что-то совсем иное.