Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Мисс. Я «занималась творческой работой», как вы очень мило выразились, до совсем недавнего времени. Вчера мне сказали, что я им больше не нужна. И не только это: моя рабочая виза заканчивается через две недели, мой близкий человек, которого я обнаружила в постели с горничной из Португалии, видимо, хочет предложить союз на троих, а теперь ещё это письмо… — Я снова улыбнулась. Улыбаться, улыбаться всем им, никогда не показывать своей слабости. — Пожалуйста, не подумайте, что я жалуюсь.

— Очень мужественно, моя хорошая. Так у вас нет вида на жительство? Звучите вы совсем по-британски…

Я уже открыла рот, чтобы сказать ему, что даже бушмены в наше время говорят по-английски, что за три года даже зайца можно научить курить, что британцы в принципе несколько переоценивают свой язык в качестве бесценного дара человечеству — но прикусила язык, конечно. Сэр Гилберт, кажется, желал мне только добра — зачем тогда?

— Ужасно боюсь быть дурно понятым, — между тем продолжал мужчина, — но как вы смотрите на то, чтобы нам отправиться в хороший ресторан здесь по соседству, где мы обсудим все эти… неприятные события вашей жизни немного подробней?

Всё чудесатее и чудесатее! Действительно, немного смелое предложение, даже от баронета, но неужели сэр Гилберт прямо вот так сразу потащит меня в своё дворянское гнездо, чтобы там коварно надругаться над моей несколько увядшей невинностью? Даже если и так, то хуже, наверное, уже не будет. Куда уж хуже…

Всё-таки сомнение, видимо, отразилось в моих глазах, потому что мой собеседник счёл нужным пояснить, еле приметно улыбаясь:

— Я приверженец однополой любви, мисс Флоренски, так что вам не нужно бояться, эм… знаете, всяких таких вещей.

— Рада это услышать, — пробормотала я детским голоском. — Хорошо смотрю. Очень даже.

[4] Служба по выдаче виз и контролю за иммиграцией

[5] — И что вы собираетесь делать дальше?

Я развела руками.

— Понятия не имею…

— Как думаете, ваши картины могут вам обеспечить скромный доход? — продолжал он спрашивать.

— Исключается, сэр Гилберт, — я грустно улыбнулась. — Я более чем заурядна, в смысле таланта.

— А могли бы вы, например, преподавать изобразительное искусство в образовательном учреждении?

— Да кому я нужна как учитель?! — воскликнула я. — Сэр Гилберт, вы очень, очень милый человек, но простите ради Бога, вы немного…

— Наивен?

— Да — то есть я не хотела быть невежливой.

— Даже если я наивен: можете вы представить, что преподаёте, скажем, русский авангард группе студентов возрастом от шестнадцати до восемнадцати?

— Нет, наверное. Я не люблю русский авангард, весь целиком.

— Что насчёт русского классического искусства XIX века?

— Тоже не заставляет сердце вздрогнуть. Видите, я могла бы его преподавать без особых трудностей, но я не чувствую, что могу вдохновить своих студентов чем-то, что меня саму не очень вдохновляет. Это будет не очень честно по отношению к ним, разве не так?

— Я очень ценю эту вашу позицию, но она очень усложняет вещи. Вы… вы, должно быть, хороший и честный человек, мисс Флоренски.

— Что вас заставляет так думать, сэр Гилберт? — через силу улыбнулась я.

— То, что вы не боялись плакать прилюдно, — ответил мой собеседник серьёзно. — Я бы сам никогда не проявил такой…

— …Слабости?

— …Самозабвения, дерзания даже. Наверняка есть что-то, что вас вдохновляет, мисс Флоренски. Так что же это?

Я задумалась. Нам меж тем как раз принесли горячее, но мы оба не спешили есть. Насколько искренней нужно быть? С другой стороны: какая беда в искренности, если я всё равно возвращаюсь в Россию через две недели?

— Есть пятнадцать-двадцать русских песен, которые я очень люблю, — призналась я, наконец.

— Превосходно! Можете ли вы прочитать лекцию по каждой из них?

— Да, — ответила я, даже не успев подумать. — Да, если только будет кто-то, кому это нужно. Кому, Господи помилуй, здесь это может быть нужным?

— Вам знаком Колледж современной музыки в Лондоне? — ответил баронет вопросом на вопрос.

— Нет, а почему вы спрашиваете? — поразилась я.

— Ваш покорный слуга, так вышло, является его… эмм, покровителем. Допустим, я позвоню миссис Мёрси Уолкинг, директору. Допустим, она пригласит вас в качестве, эмм, учёной знаменитости, приглашённого профессора дать серию лекций по предмету, который, как вы чувствуете, вас вдохновляет. Два академических часа в день, а весь курс займёт часов двадцать. Это даст вам временное трудоустройство, что позволит нам продлить вашу рабочую визу — но я позабочусь о вашей визе, я обещаю. Как вам это нравится?

Я, кажется, застыла с открытым ртом, в то время как сэр Гилберт начал всё-таки есть, изредка поглядывая на меня и наслаждаясь произведённым впечатлением.

— У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность, — собралась я с мыслями примерно через минуту.

— Ну, и не говорите ничего, — он почти смеялся.

— Постойте — я собиралась сказать, что это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вы от меня попросите… каких-то вещей взамен?

— Нет, — невозмутимо ответил сэр Гилберт. — Я не Харви Вайнштейн, моя славная. Просто старый гомосексуалист.