Русское зазеркалье (двуязычная версия)

But perhaps it is not improbable to interpret the two lines of the Russian poem in a more reassuring way. The mysterious fact of classical education is that these two lines accurately describe the process of studying the language, literature, the arts, or philosophy. What are you doing right now? You are listening to me who is talking about a poem by Nikolay Gumilyov, a dead poet, and comparing it to another poem by Joseph von Eichendorff who died in 1857, even before Nikolay Gumilyov was born—two dead nightingales to whom you give your ear. (‘Two larks,’ the second of them would say, and he would add, ‘Come close, and let them flutter.’) The fact of their being dead in no way prevents us from learning something essential from their artistic legacy—in the case we wish to do so, that is. I dare state that probably the only way to ret rid of our own ignorance, left to us in our dark times, is listening to dead nightingales and hunting for wilted roses. What I am going to say now is certainly not completely true, and yet, there is some truth in the saying that the roses of today’s culture stink rather than smell.

We people of today have lost the innocence of Adam—we will have a long way to go before we gain it back. We cannot be innocent while relying on our physicality only—our blood is poisoned, and our ‘satin skin’ cannot disguise it. We must transcend our bestiality or die—this probably is what the ‘Romance,’ written by Nikolay Gumilyov and set in music by Anatoly Balchev, can tell us. You are very free to say that no work of art can ever teach us anything. Well, perhaps it cannot—in which case I only can ask you:

Is this perhaps death?

Not yet, hopefully. It is just the end of the first part of our lesson.[2]

~ ~ ~ ~ ~ ~

Cразу после этого занятия случилось то, о чём я продолжаю вспоминать с содроганием, хотя происшествие было, по меркам современного человека, малозначимым, может быть, даже ничтожным.

Я уже собирала немногочисленные вещи, когда меня окликнул Адам: тот самый немногословный парень, который, как выяснилось два дня назад, был «партнёром» Патрика

[сноска дальше]:

— Ms Florensky? Need to talk to you.

— Erm… — потерялась я и не нашла ничего лучше, как предложить:

— Shall we perhaps go to the cafeteria?

— No, why, — отозвался Адам без всякой вопросительной интонации. — No classes here now. Checked the timetable.

Что-то было в его манере разговора, какого-то персонажа она мне напоминала — и, кажется, не очень симпатичного персонажа… Да, большинство фраз почти любого языка остаются понятными, даже если лишить их вспомогательных глаголов и подлежащих. Но есть же всё-таки причина, по которой люди говорят полными предложениями? Вежливость по отношению к собеседнику хотя бы…

Пожав плечами и оглядевшись, куда бы сесть, я в итоге села — на одно из студенческих мест, справа от прохода (Адам остался слева). Села и, улыбнувшись, стала на него смотреть. Хотела даже пробормотать нечто ободряющее: мол, спрашивай, не бойся… Но не получалось у меня уверенно улыбаться, и это явно не его нужно было здесь ободрять. Адам тоже молчал, глядя на меня без всякого волнения, прямо, незамутнёнными никаким «слишком человеческим» переживанием глазами. Я успела рассмотреть его получше: он был бы почти симпатичным, если бы не его совершенно неулыбчивое выражение лица, лишённое всякой мимики, если бы не эти серые, негустые, плотно прижатые к голове волосы, если бы не его глаза, слегка навыкате, невозмутимо откровенные, почти наглые. Вот он заговорил, наконец:

— What makes women attractive?

— A million dollar question, Adam, — я издала слабый смешок. — How should I know?

— Because you are one.

— Thank you for noticing that, — пробормотала я, не зная, что ещё сказать. К иронии он был глуховат, увы. Снова пауза.

— Behaviour? Body shape? Pheromones? — продолжил Адам, будто размышляя вслух и снова не давая себе труда говорить полными предложениям.

— There is such a thing as charm and beauty, Adam, — попробовала я отшутиться.

— No, — ответил Адам, не дрогнув ни единым мускулом в лице. — Thought it over before. Questionable. Subjective. Unprovable. Non-existent. Looking for objective criteria.

— I don’t think I can help you much with this question… What makes you ask it, anyway?

Адам так и продолжал смотреть прямо мне в глаза своим незамутнённым взглядом. Он, кажется, даже не моргнул. Выдал наконец:

— Your relation to Patrick. Obvious.

— There is no relation…

— Have you slept with him?

Это было спрошено тем же бесстрастным научно-исследовательским тоном, почти доброжелательным.

— What?! — не поверила я своим ушам.

— I see, you haven’t, — удовлетворился Адам моим возмущением. — Do you intend to?