Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Мне приснился мой повторяющийся сон, который раньше уже снился мне раза два или три, и первый раз — как раз в конце февраля 2009 года, после нашей с Александром Михайловичем долгой прогулки: сон странный, красивый, печальный и немного тревожный. Удивительно, но перед самим засыпанием я знала, что именно этот сон и увижу.

Снова была зима, снова падал снег, и мы снова шли вместе — к автовокзалу. Я помнила во сне — как помнила и в самый первый раз, — что мне нужно уехать, а ему остаться, или наоборот: в любом случае, расстаться нам необходимо.

Уже на вокзале мы увидели всего две кассы: пригородную и междугороднюю. В первую очередь была длинной, а во вторую стояло всего несколько человек. Нужно мне было вставать во вторую кассу, это была моя судьба, это не обсуждалось, но…

— Вам не продадут билета, — сказал Александр Михайлович.

И я, оглядев своё простенькое серое платье ученицы православной гимназии, вновь с грустью поняла, как поняла и в самый первый раз: мне в этом платье билета действительно не продадут.

(Казалось бы, как связаны платье и билет? Но у снов — своя логика.)

Я уже знала, чтó будет дальше. Александр Михайлович вынет из портфеля и развернёт передо мной другое платье: чёрное в белую клетку, нарядное, с буквами алфавита, поблёскивающими в каждом квадрате. В зависимости от того угла, под которым смотреть на них, в одной и той же клетке появлялись разные буквы.

И да: мой учитель снова именно так и поступил. Я снова сказала «Спасибо» и, взяв платье, ушла в одну из кабинок для переодевания, вроде тех примерочных, что есть в каждом магазине одежды. (Меня не смущало, что на вокзале имеются такие кабинки, во сне это казалось самой естественной вещью на свете.)

Я снова переоделась и снова обнаружила в зеркале, что платье сидит на мне как влитое. С ним я стала наряднее, увереннее в себе. Заблестели глаза, свободнее легли волосы: уже не скромница-семинаристка, а юная дама. Теперь я знала, что билет на междугородний автобус мне продадут. Это окажется большой, тяжёлый, мощный автобус, и когда он тронется с места, сойти с него будет уже нельзя.

Я вышла в кассовый зал (как и в самом первом из этих повторяющихся снов). Александр Михайлович стоял посередине зала и готовился попрощаться. Он был (как и в жизни) чуть выше меня, и снова мне сыскалось небольшое возвышение вроде ступеньки или бетонной плиты, на которую я быстро встала, чтобы оказаться с ним вровень. Отчего-то каждый раз это было важно. Я уже знала, что скажу сейчас, о чём его попрошу, и знала, что почти наверняка сон оборвётся прежде, чем он сумеет мне ответить…

— Тебе сейчас позвонит Патрик, — сказал Александр Михайлович. — У нас всего полторы минуты.

Жестом он показал мне на вокзальное табло, на котором в секундах шёл обратный отсчёт оставшегося нам времени.

Я вздрогнула, если только можно вздрогнуть во сне: этого не было в прошлых снах!

— Да, спасибо… Так это — по настоящему?!

— Всё по-настоящему. Ничто никогда не бывает понарошку.

— Я имею в виду… — я почти задохнулась от радости. — Это правда ты? Я ведь искала тебя в этих своих путешествиях! А это оказалось гораздо проще…

(Да, сон был новым, он явно изменился: в семнадцать лет я никак не могла называть его на «ты».)

— Проще, но не очень надёжно, и времени совсем мало. Случайная удача.

— Где ты сейчас находишься?

— А зачем тебе знать?

— Как это зачем? Какой бесцеремонный вопрос!

— Но на этот бесцеремонный вопрос нет хорошего ответа… И кроме того: вдруг это не я, а твои воспоминания?

— Неправда, неправда!

— Пожалуйста, не волнуйся так, не привлекай внимания…

— Кого?

— Охраны вокзала. Мы нашли какой-то сбой, ошибку, зазор, складку в Ткани мира. Ни тебя здесь сейчас не должно быть, ни меня.

— Я так много хотела спросить…

— И я снова не смогу тебе ответить.

— Почему?

— Потому что у каждого свой опыт. Всё, что я мог бы тебе сказать — тоже многое! — невыразительно, или неточно, или мелко, или неважно.

Я протянула руку и успела его коснуться. Я знала, что этот сон закончится сразу после телефонного звонка. Звонок раздался секунда в секунду с моим ожиданием.

~ ~ ~ ~ ~ ~

Голос в телефоне ожидаемо сказал, что он, Патрик, встревожен моим сообщением, что именно сейчас он свободен, что он готов зайти через пять минут, если его визит уместен. Я весело подтвердила, что визит уместен (веселиться было, положа руку на сердце, нечему) и за оставшееся время успела немного прибраться в комнате.

Патрик действительно постучал в мою дверь через пять минут. Войдя и пробормотав какое-то приветствие, он застыл с немым вопросом в глазах, долговязый, нескладный, но такой милый в этом своём беспокойстве (а на фоне Адама — особенно). Склонил голову на бок, словно некая умная птица

[сноска через несколько страниц]:

— What… has happened?