Какой бы запал в себе она ни несла, Патриша всё же немного стушевалась, увидев нас троих вместе. Сэр Гилберт, улыбнувшись широко, как чеширский кот, похлопал по кожаному сиденью рядом с собой: на диване оставалось как раз одно место, а больше в кабинете директора сесть было, собственно, и негде.
— Can you please bring forward your complaint, Miss McArthur? — ледяным тоном осведомилась начальница. Я заметила, что в её голосе пропали все нотки Midlands accent[5], которые невольно звучали в разговоре со мной, прожившей в Ливерпуле три года; теперь её акцент звучал как чистое RP[6]: может быть, как неосознанная или даже осознанная попытка указать студентке, кто здесь есть кто. Едва ли та была способна оценить эти тонкости: для большинства американцев что одно, что другое — просто смешной говор этих британских чудиков.
— And can you please take a seat, Patricia, — миролюбиво прибавил мой покровитель, не пытаясь переключаться ни в какой другой произносительный регистр: он и без того звучал как аристократ.
Переведя взгляд с одного на другую и обратно, Патриша всё же села на диван (сэр Гилберт подвинулся, но совсем чуть-чуть, так и оставив одну ногу закинутой за другую), на самый его краешек, сохраняя очень прямую спину и глядя прямо перед собой. (Покровителя колледжа она даже не поблагодарила.) Набрала воздуху в грудь. Разродилась:
— I was—I was saying that she is assertive and rude, and—
— Ms Florensky you mean when you say ‘she,’ do you? — уточнила директор («Спасибо!» — мысленно сказала я ей. Действительно, упоминать присутствующего человека просто местоимением третьего лица — это немного в духе барыни, говорящей о служанке).
— Yes! …And very intimidating, to be sure!
—
— Not me—the class! First, she—
— First
— What?!
— I wouldn’t say ‘first’ meaning ‘firstly,’ — с абсолютной невозмутимостью и как будто со скрытой иронией пояснил сэр Гилберт. — Better still, say ‘primarily.’
Патриша сделала два-три тяжёлых вдоха-выдоха, ноздри у неё задрожали. О, будь
— Yes—she first
— Do you disagree with your teacher on this point, then? — это снова был баронет, и он — единственный из нас четырёх — улыбался, он будто даже наслаждался ситуацией. Студентка снова стремительно развернулась к нему всем телом. Захлопала глазами.
— I’m sorry? — произвела она наконец, в первый раз снисходя до диалога с ним.
— I said, ‘Are you going to live forever?’ — поинтересовался сэр Гилберт.
— No, but—but—please don’t make me a fool! — резко оборвала студентка. Я приметила, как дрогнули веки полуприкрытых глаз миссис Уолкинг: видимо, её и патрона, судя по этому my dear old boy, связывали давние приятельские отношения, и ей наверняка не понравилась последняя реплика. — She, too, tried to make me a fool! She said that we, unlike her, never came to think of our own death—as if she was showing off herself, and—
— As is she were, my dear, — с полнейшим и явно издевательским спокойствием заметил баронет. — Subjunctive mood.
Патриша приостановилась — но проглотила и эту языковую пилюлю. «Проглотила» дословно, я прямо чувствовала, как она сглатывает, будь она мужчиной, её кадык так бы и ходил вверх-вниз. Ну, успеет ещё сделать операцию по смене пола, какие её годы… Продолжила:
— …And then she started to intrude on our views and said that if we are not church-goers we shall go and kill ourselves, and—
— I didn’t say that! — негромко запротестовала я, втайне, однако, порадовавшись, что хоть что-то эта девица из моей лекции поняла. — I only said that—
— Hey, it’s me who is bringing forward her complaint now, okay? — злобно оборвала меня американка, и я даже поёжилась. — Can we please follow the standard procedure, Mrs Walking?
— We do