Рыбаки

— Я люблю тебя, шепчет Катя

— Я люблю, — шепчет её Бог.

— Да, он умирает, Бог умирает…

— Что? — переспросил Павел Николаевич, — что ты говоришь?

Катя ничего не ответила. Она знала, что будет делать.

Глава 11. Больница 1

Уже десять минут, не отрываясь, смотрела медсестра Светлана Райкина на безжизненное тело. Тело Бога, но Бога мертвого.

«Если бы я была его женой, он бы не умер», — подумала Светлана.

«Если б я была хоть чьей-нибудь женой».

Она положила ладонь на одеяло больного. Провела ладонью. Почувствовала тепло скрытого тела.

Ладонь сама скользнула на её собственное бедро. Сжала, поползли складки по медицинскому халату. Ладонь вползла в пах, нащупала волоски, поглаживала, шептала тихо: «Не волнуйся, красавица, все будет хорошо. Все будет просто отлично. Только надо ждать. Надо научиться ждать».

Светлана Райкина не увидела вошедшую в палату Катю.

— Здравствуйте, — сказала Катя, — я подруга Вали. Он здесь?

Высокая стройная медсестра стояла к Кате спиной. Когда прозвучал вопрос, она вздрогнула и, обернувшись, тихо проговорила: — Здесь. Вот он.

«Точнее, все, что от него осталось» — усмехнулся Человек с Блокнотом.

Катя подошла к постели.

«Пора тебя вычеркивать, браток! — продолжал Человек с Блокнотом. — Ты больше не рыбак. Ты — сельдь, попавшая в бочку».

Валя Астафьев ничего не понял, он уже давно уже ничего не слышал. В тот момент, когда проворные пальцы медсестры нашли вход в бомоубежище, Валя Астафьев сдох бесповоротно.

«Так что, прощай» — закончил Человек с Блокнотом. Он пошел из палаты. Проходя мимо Кати, человек с блокнотом даже причмокнул.

«Хорошая девочка» — пробормотал он. «Будем делить».

Катя смотрела на лицо Вали Астафьева. Такое милое, детское лицо. А уже бежали врачи, уже закрывали лицо Вали простыней, уже суетились какие-то люди, толкая Катю, а она все никак не могла оторвать взгляда от тела своего любимого мужчины.

Не её плечо легла чья-то ладонь.

— Всё пройдет, — произнес голос медсестры.

Так они и стояли, обнявшись, две молодые женщины, потерявшие несколько минут любимого человека.

— Будь мужественна! — сказал Павел Николаевич, когда Катя выходила из палаты.

Дома её ожидал горячий обед.

Глава 12. Любовь к детям бывает трагической

В день смерти Вали Астафьева Виталий Шумов вышел из дома с твердым убеждением прикончить ту визжащую малолетку. Но во дворе её не было, и разочаровавшийся Шумов пошел просто гулять.

Но не успел сделать и пяти шагов, как его догнал истошный детский крик, перешедший почти сразу в плач, а потом — опять в визг, а потом… А потом Шумов заткнул уши и увидел их.

Мать и сын. А может — дочь. Он в этом не разбирался. Они сидели на скамейке, и молодая мама в невообразимо цветастом балахоне пыталась успокоить свою малютку. Малютка находилась у неё на коленях и орала, как поросенок, которого собираются прирезать.

Шумог мог сравнить, он был в деревне.

Мама гукала на дитя и грозила ему пальчиком. Потом она схватила его (или её) на руки и начала качать из стороны в сторону. Ребенок, видимо, решил, что наступил конец света и заорал ещё пронзительней.

Больше Шумов выдержать не мог. Он помчался к этому мелкому поросю, что-то крича и размахивая руками. За секунду до столкновения путь ему преградил какой-то Человек.

— Сколько времени? — спросил неизвестный.

— Спасибо, — сказал он и исчез.

Шумов врезался в пустую скамейку. Перекувырнувшись через неё, он бултыхнулся в заросли, где с прошлого месяца лежали — никого не трогали осколки бутылки, разбитой Ваней и Сашей по поводу какого-то праздника.

Правую щеку пронзила ужасная боль. Сразу же кровь залила глаза. И, встав, Виталий Шумов обнаружил, что ничего не видит, а то, что видит, стало ярко-красного цвета.

Глава 13. Больница 2

— Фамилия? — безразлично спросила женщина в приемном покое.

— Шумов.

— Имя, отчество?

— Виталий Леонидович.

— Год рождения?

«…а не пошла бы ты…»

— 1967. — Подите, Вам сменят повязку.

Шумов проследовал в указанном направлении. Там его уже ждала медсестра. Шумов обратил внимание на странное выражение её лица. Словно она потеряла самого близкого человека. Ему захотелось обнять эти чужие плечи.

Медсестра Светлана Райкина молча сменила молодому человеку повязку.

Ей показалось, что в глазах этого мальчика отражается что-то уже виденное сегодня. В зрачках плясал темный огонек. Это были глаза Бога. Другого, но от этого не менее всемогущего.

«…Если б я была его женой… если б хоть кем-то…»

— А что мешает? — услышала она голос. Шумов тоже услышал этот голос, но в его голове сложились иные слова.

«Эй, РЫБАК, — услышал он, — в чем дело? Удочка сломалась?»

— Нет, — ответил Шумов, — все в порядке.

— Тогда действуй, — усмехнулся голос, — удачи.