Рыбаки

Светлана Райкина почувствовала, что мальчик перед ней изменился. Она не могла объяснить, как именно произошло изменение, и что именно изменилось, но она поняла это!

Руки Шумова скомкали белый халат, пальцы любителя techno очертили колени медсестры, ворвались ураганом, сметая ненужные преграды. Зубами Шумов рвал тесемку на талии медсестры. Наконец, вход был открыт.

Человек с Блокнотом что-то записал на последней страничке. Отпихнув его в процедурную зашел молодой хирург Василий Матвеевич Малышев. Он торопился, он так спешил…

— Будешь толкаться — буду кусаться! — осклабился Человек с Блокнотом и, не торопясь, направился к лифту.

Василий Матвеевич был даже не удивлен, он был шокирован, когда в процедурной вместо процедур увидел поваленную на топчан медсестру Райкину, а сверху какого-то парня с белыми тесемочками на затылке и шее.

— Эй, ты! — сказал Василий Матвеевич.

Парень развернулся. Сквозь повязку на правой щеке сочилась кровь, волосы растрепаны, взгляд безумный.

«Сумасшедший» — мелькнуло в голове у молодого, подающего надежды хирурга.

— Ты что делаешь? — сказал Василий Матвеевич.

Парень молчал.

— Шприц! — произнес Шумов. Медсестра бросилась выполнять указание. Хирург заметил, что груди у медсестры крепкие, хорошие… Еще он заметил, что около правового соска небольшая ранка.

«Это зубы» — понял Василий Матвеевич.

Он развел руками, словно не понимал, что здесь происходит.

Шумов пригвоздил одну руку Малышева в области локтя к деревянному ящику, висящему на стене. Ящик треснул, Василий Матвеевич ойкнул. Шумов схватил с плиты раскаленную коробку для кипячения шприцов и, не чувствуя ожога, метнул её в лицо хирургу.

Челюсть Малышева повисла на тонких ниточках, а глаза чуть не вылезли из орбит.

Кричать он уже не мог.

Так и висел бывший хирург и наблюдал за тем, как молодые люди отдавались первородному греху.

Потом медсестра подошла к Малышеву и расстегнула ширинку.

«Не надо, — хотел сказать Василий Матвеевич, — мне уже хватит, не надо… пожалуйста». Но не смог.

Пилочка для ногтей сначала легко, а потом уже взрезая плоть, вошла в головку члена.

Когда над поверхностью поверженного монумента оставался лишь маленький кусочек металла, Светлана Райкина улыбнулась и, помедлив немного, вогнала его до конца.

А Малышев уронил голову на грудь и забылся, надеясь, что это всего лишь страшный сон. Его самый страшный сон.

Глава 14. Зоопарк

Весь день Костя Брегман занят. Он ловил крокодилов. Но попадались лишь кошки. Поймав первую, он, недолго думая, свернул её шею. Со второй, беленькой красавицей, он поступил умнее. Костя повесил её за хвост к люстре. Кошечка мяукала, и Костя плакал. Потом, через часик она затихла. Но снимать её юный скрипач не стал. Пускай висит. Разве кому мешает?

Дальше все пошло как по маслу. Кошки и коты сами шли Косте в руки. Правда, некоторые боялись идти. Но их Брегман просто глушил камнями, и они сразу соглашались. Так, в труде, прошло все утро.

К трем часам дня с потолка Костиной комнаты свисало 23 кошки и кота. Некоторые их низ еще дергались и оглашали воздух истошными воплями. Но крокодилов пока в коллекции еще не было.

А потом раздался звонок в дверь, и на пороге появился Виталик с незнакомой девушкой.

Костя, сбиваясь, рассказал о своем зоопарке, старый друг внимательно слушал и кивал.

— Молодец, — сказал в конце рассказа Шумов и пожал Косте руку.

А Светлана (так звали девушку) чмокнула Костю в щеку. Потом друзья говорили о погибшем Вале.

— Кстати, — вспомнил Костя, — у него есть подруга, Катя. Что теперь будет с ней?

— Да, — сказал Шумов, — мы должны взять её под свою опеку.

— И решить, кому она достанется, — предложил Брегман.

Светлана испуганно взглянула на своего Бога: «А как же я?»

Шумов ударил её кулаком в ухо. Бывшая медсестра отлетела в угол комнаты. Там тихо плакала и блаженно улыбалась сквозь слезы.

— Позвони ей, — сказал Шумов.

Брегман кивнул и вышел из комнаты. Качались на веревках кошки. Он вернулся и сказал: — Она уже идет сюда!

— Может, их снять? — неуверенно предложил Костя, — а то еще подумает, что я — сумасшедший.

— Точно.

Друзья запихнули кошек в стенной шкаф и сели смотреть телевизор.

Глава 15. Калитка, за которой Дом, к нему ведет Калитка, за которой…

Автор лежит на кровати в полном одиночестве и полном отупении. Его не тяготит неизбежность продолжения романа, потому что где-то роман уже закончен. Ему кажется, он это точно знает, что за зеленой обшарпанной калиткой находится точно такой же дом, а в нем на втором этаже лежит автор с написанным романом.

Поэтому не тяготит.

Но и отупение не проходит.

Играет магнитофон.

Автор лениво думает, что в тишине работалось бы намного легче, мысли бы не отвлекались, воспоминания Города не мешали бы. Но встать и выключить магнитофон он не может.

Автор надеется, что за Калиткой, в Том этом доме, музыка не слышна. Там мысли ни на что не отвлекаются и видения Города не посещают…

Поэтому — какая разница?

Раз роман написан, зачем пытаться его писать?