Рыбка в клетке

Этот голос: бархатный, грудной, женственный. Ласкает уши, мягко гладит стенки памяти изнутри. Странно, что могла вообще его забыть – такой тягучий, опиумный, чарующий. Несколько раз мы, заучки, собравшись после уроков в кружок, пытались его имитировать. Лучше всех выходило у Юли на пару с ее непреходящий простудой. Откашлявшись так, что кашель выходил не до конца, последние его крупинки она выплескивала на голос, и несколько секунд имитация была бесподобна. А голос этот, и длинная блестящая ткань волос стали визитной карточкой Кристины в выпускных классах. Та, вторая – Альбина. В восьмом классе у нее внезапно выросла грудь. Мы до чертиков этому завидовали и тайком разглядывали кружева на ее бюстгальтере в раздевалке при спортзале. И – если вспоминать, то до конца – хохотушка Ляля. Веселая, добродушная, неунывающая – как Ванька-встанька.

– Нет, я ушла после одиннадцатого.

– Она отличница, всегда училась, – Чип и Дейл спешат на помощь, а пока меня выручает Гаечка. – Вроде даже с золотой медалью закончила, нет? Мне мои родители всегда тебя в пример ставили, говорили, учись, как Алена, она далеко пойдет, а ты будешь потом за другими убираться или полы где-нибудь мыть.

– А, ясно. Ну, если училась, значит, точно с нами не зависала. Поэтому и не помню. Ты сюда с кем пришла?

– С Пашей.

Они прерываются, зависают с тарелками, ножами, чайником, переглядываются. Для постороннего это просто обмен взглядами, но для такого сплоченного организма, которым за долгие годы становятся близкие друзья – невербальное общение. Я могла бы предположить, что они лукаво и задорно – как это принято в женском обществе – свяжут наши отношения с Пашей в романтику, но лукавства и задора в из глазах не больше, чем одежды на стриптизерше. Разом подобрались, насторожились, вцепились в меня взглядами.

– Вы с ним тесно общаетесь? – нарезать Лялин голос кубиками и кинуть в стакан в колой. Пейте охлажденным.

– Нет. Это второй раз, когда мы видимся после выпуска.

– И он пригласил тебя сюда?

– Да. Знаешь, я пойму, если ты захочешь, чтобы я ушла. Все-таки мы не так близки, чтобы я могла без приглашения вваливаться к тебе домой.

А со стороны Паши это просто свинство – пригласить еще одного гостя без ведома хозяина.

Ей и в самом деле хотелось, чтобы я ушла – об этом говорит такая короткая заминка перед ответом, – но вежливость берет верх и она находит в себе силы даже улыбнуться.

– Ну что ты, о чем речь. Оставайся. Тебе будут рады.

– Двадцать второй вернулся домой!..

Ляля выходит в коридор встречать, надо полагать, жениха с сыном. Когда, мгновенно о нас забыв, она устремляется прочь, успеваю заметить на ее лице блаженное выражение тихого счастья. Как у наркомана, получившего долгожданную дозу. Я, сказать честно, побаиваюсь людей, посвятивших родным каждую чешуйку своего волоска. Как минимум, с ними не о чем говорить – если только вы не в восторге от бесконечных историй, как их ребенка выдвинули в первый ряд на танцевальном кружке или он удачно придумал шутку про новую стрижку отца. Как максимум, они страшны – этой своей слепой любовью к детям. Доходит до маразма. Год назад, когда я работала в центре, я познакомилась с администратором, работающим в утреннюю смену. До некоего момента мы обсуждали только рабочие вопросы, но в тот раз сложилось так, что общение вышло за рамки работы, и я узнала, что она одна воспитывает ребенка. И на меня вывалился ушат липкой и карамельной информации, вплоть до размера сыпи на коже ее дочери и цвета стула. И разговор как-то уж совершенно неожиданно завернулся так, что она пришла к такому выводу: ей проще застрелить десятерых человек, чем лишить дочери любимого пони. Матери – страшные существа.

Кого готова убить Ляля, чтобы Мишутка был доволен?

Из коридора доносились чмоканье, ботинки, шелест цветов. В этом неживом гуле я отчетливо услышала «перекрыли», «авария», «серьезно», «пробки». Долго вслушиваться в чужую личную жизнь мне не дали – Кристина решила внести ясность.

– Лялька тебе этого не скажет, но я не постесняюсь – держись от этого дома после сегодняшнего дня подальше. И от Пашки тоже.

Когда это вовсе не нужно, я реагирую мгновенно. Например, если мне бросят кактус – приди кому в голову такая нездоровая идея, – я его поймаю. Или если со стола падает нож или чашка с горячим чаем – я их перехвачу. Зато, по закону вселенской гармонии, когда это и в самом деле нужно – я сторможу. Например, когда мне признаются в любви – как в восьмом классе. Или в нелюбви – как сейчас.

Я не успеваю среагировать и задать тысячу и один вопрос, как сияющие глаза Ляли начинают праздник. День рождения официально объявляется открытым.