– Мама что-то такое вроде говорила, что ее сестра в молодости потеряла ребенка. Не прямо, а как-то вскользь. Во всяком случае я помню, что слышал об этом. Но я подумал, что это случилось при родах, потому что тетушка была слаба здоровьем. – Его голос звучит вяло и тихо. – Мне кажется, что Миюки Такахаси – ее дочь.
– Выходит, с ней произошел несчастный случай, – говорю я.
Мы неловкими движениями наливаем себе еще сётю, подносим стаканы ко рту.
Чувство смутной тревоги никуда не девается.
– Интересно, мы с ней вместе играли? Ей же было примерно сколько нам, и, когда тетушка приезжала навестить родителей, мы вполне могли затеять общие игры.
– Да, могли, – негромко отвечает он, кивая головой.
– Ведь на это и указывает сон, что приснился средь бела дня. Разве на так?
Я не могу не задать этого вопроса, хотя знаю, что Хиро нечего на него ответить. Ведь это не его сон, а мой.
– Все может быть, – уклончиво отвечает Хиро. Теперь его голос звучит жестко.
– Да. Точно. Мы играли вместе, и я запомнила, как она исчезла.
Мы прекрасно понимаем, что его притворное поддакивание проблемы не решает.
Двадцать лет назад произошел несчастный случай – погибла наша двоюродная сестра.
Почему я вдруг вспомнила о ней год назад в тот день, в том самом месте? Хотя раньше, после стольких лет, моя память к ней не возвращалась.
Совершенно очевидно, что Хиро задает те же вопросы.
– Значит, это была девочка.
Миюки Такахаси. В три года дети такие милые и славные. Но за ними нужен глаз да глаз, чуть отвлечешься – и бегай потом, ищи. Вот она и нырнула в дырку в заборе – и случилась беда.
– А у тетушки еще есть дети?
– Она вышла замуж второй раз, у нее два мальчика. Старший скоро школу оканчивает, младший в восьмом классе.
– Понятно.
Я делаю глоток сётю и думаю о девочке, которой было бы сейчас примерно сколько мне, будь она жива. Всего один момент судьбы отделяет жизнь от смерти.
Как, должно быть, страшно для матери потерять ребенка.
– Почему же ты увидела во сне именно тот момент?
Он глядит на меня с удивлением, покачивая в руке стакан, в котором плещется сётю. Мы с ним думаем об одном и том же.
– Да, это вопрос, – озадаченно говорю я. – Я не могла не подумать об этом. Возможно, на меня повлияло присутствие отца, который шел с нами вместе, и детские воспоминания, лежавшие в подсознании, стали выходить на поверхность.
– Все может быть.
Хоть он и согласился с моим предположением, выражение его лица, как и мое тоже, говорит о том, что полной уверенности у нас нет.
Миюки Такахаси…
Где-то должна быть точка соприкосновения с этой девочкой. Как она хоть выглядела?
Двое играют в песочнице. Я и Тихиро. Девочка повернута ко мне спиной.
К нам подбегает еще одна девочка.
И тут вдруг встает вопрос.
А не была ли это Миюки Такахаси?
– Послушай, ты сказал, что тетушка долго где-то лечилась.
– Ну да.
– А кто же тогда присматривал за Миюки?
– Э-э…
Он опять погружается в раздумья. Через несколько секунд широко открывает глаза, будто вспомнил.
– Точно! Я слышал, девочка оставалась с соседкой. Она раньше работала няней в детском саду и часто присматривала за соседскими детьми, брала их к себе домой. Очень многим помогала.
Чем больше Хиро говорит, тем больше оживает его память. Он уже не подбирает слова, они текут сами собой.
– Да-да. Очень приятная и добрая женщина. Кажется, я тоже был у нее один раз. Не помню, почему меня к ней отправили, но в памяти осталось ее жилье. Оно располагалось на втором этаже, над химчисткой, и летом у нее стояла жуткая жара.
Я чувствую, как напряглось все тело.
Почему? Что произошло?
На спине выступил холодный пот.
Так организм реагировал на эти его слова.
В чем дело? На что конкретно такая реакция?
Я отчаянно стараюсь восстановить в памяти все, что он говорил, но зацепиться за что-нибудь не получается. От раздражения по лицу пробегает нервный тик. А Хиро продолжает рассуждать, больше обращаясь к самому себе:
– А была ли у той женщины регистрация? Это же вроде яслей или сада получалось. Здесь ведь вопрос ответственности. Кто будет отвечать, если вдруг что-то случится с ребенком? В наше время вот так просто няню для ребенка не найдешь. Но та бабуля правда была очень хорошая.
Ясли, сад. Бабуля. Няня.
Я проверяю свою реакцию на эти слова. Нет, не в них дело. Он еще что-то говорил…
Вдруг в ушах раздается громкое жужжание.
И в следующий момент в голове что-то кликнуло и стало на место.
З-з-з-з!.. Вокруг головы кружится бронзовка. Как я его не гоню, назойливый звук крылышек не стихает, то удаляясь, то приближаясь.
Это слово мелькает в голове, и я слышу его гудение. Жуткая жара. На втором этаже, над химчисткой, монотонно гоняет воздух вентилятор.
Я снова вижу перед собой пронзительную в своей четкости картину.
Грежу наяву.
Тихиро и я играем в песочнице. Я сижу спиной, поэтому лица своего не вижу. К нам подбегает другая девочка. Я знаю ее. Это я. То есть это значит…
– Хиро!
– Да.
Он поворачивается ко мне.
– Мне кажется, я поняла.
– Что?
Рот заполняет горечь. Этого не может быть. Не сейчас! Почему именно сейчас?