Рыбы

Что он имел в виду, говоря про «под водой», я так и не поняла. Может, у него тоже бредовые идеи, только еще почище моих? Неужели не понимает, что я под водой жить не смогу?

– Нет, Тео, нет. Все не так. Я люблю тебя и хочу остаться с тобой навсегда.

– Как только ты могла даже думать, что бросишь меня. Как ты могла допустить, чтобы мы так сблизились, и не сказать, что этому придет конец. Ты разбиваешь мне сердце. Это так унизительно.

– Я боялась, что, если скажу об отъезде, ты будешь по-другому ко мне относиться. Мне нравилось то, что у нас было, и я не хотела никаких перемен. А потом уже было поздно. Я все думала, как бы сделать так, чтобы остаться в Венисе, но боялась, что ты меня оттолкнешь.

– Поможешь загрузиться в тележку? – спросил он. – Мне надо вернуться в океан.

– Подожди, разве ты не можешь остаться? Мы могли бы поговорить, обсудить…

– Просто помоги мне, ладно? Отвези, пожалуйста, на берег. Прошу тебя, помоги мне вернуться к воде.

– Не знала, что ты так к этому отнесешься.

– Чего ты не знала? Что я тебя люблю? Когда ты сказала «вечная любовь», я решил, что ты никогда меня не бросишь, никогда не уйдешь.

– Ну тогда я не уйду. Если ты не хочешь, я не уйду. А насчет тех слов про вечную любовь… мне и в голову не пришло, что ты поймешь это буквально. Я думала про вечную любовь в духовном смысле, да и не была уверена, что ты не играешь. Мне всегда казалось, что в один прекрасный день ты просто уплывешь и я никогда больше тебя не увижу.

– С какой стати ты так подумала? И почему у тебя сложилось такое впечатление? Что такого я сказал или сделал? Я всегда только заботился о тебе.

Вообще-то так оно и было. Но в моих глазах, учитывая, что я смотрела на все через увеличительное стекло подозрительности, недоверия и вечного ожидания предательства, даже малейший недостаток внимания воспринимался как фатальное охлаждение чувств. Я не могла сказать ему, что выискивала малейший признак неизбежного разрыва или указание на то, что он никогда не будет любить меня так, как кого-то другого. Уже сам факт его прошлых увлечений означал, что мне нужно быть готовой к уходу, но, опять-таки, сказать ему об этом я не могла. Ведь я сомневалась даже в том, что сама способна любить по-настоящему.

– Ты не веришь в любовь, – словно прочитав мои мысли, заявил Тео.

– Верю. Я очень даже верю в любовь. Верю больше, чем во что-то еще. Но у меня это плохо получается.

Только тогда я вдруг поняла, что он во многом напоминает меня и так же, как я, боится, что его бросят. Может быть, мы были одинаковы, и уже поэтому мне требовалось, самой того не сознавая, стать кем-то другим. Я Близнецы по лунному календарю, а Близнецы отличаются двойственной натурой. Во мне заключаются и мужское и женское начало. Но мы с Тео были двумя частями одного и того же. Мне вспомнились Рыбы – две рыбы, связанные одной нитью, одной звездой, Альфой Рыб. Пытаясь сбежать от чудовища Тифона, Афродита и ее сын Эрос обратились рыбой и уплыли. Но здесь, у нас, кто Афродита и кто чудовище? Я угрожала уплыть, чтобы не оказаться в положении брошенки. И вот теперь Тео пытался наказать меня, уйдя первым.

В своих фантазиях мы никогда не представляем, что объект фантазий может пострадать. Я знала, что он чувствительный, но не верила, что это у него настоящее, что он может быть таким же чувствительным, как я. Не верила, что он и в самом деле может почувствовать себя преданным. Было ли это так потому, что он – мужчина, а я – женщина? Мне думалось, что только я способна испытывать такой стыд, ощущать себя отверженной. Я считала, что чувствовать это может только женщина. Теперь все это выглядело безумием. Я была безумна, когда умоляла кого-то остаться, и я была безумна, когда уходила и бросала.

– Мне стыдно. Я хочу уйти. Ты мне поможешь?

Я не сдвинулась с места.

– Ну и ладно. Тогда я сам.

Тео сполз с софы и потащился по полу через ковер – ничем не прикрывшись, совершенно голый. Шокированная, я стояла, смотрела и даже не пыталась ему помочь. Но и не останавливала. Не плакала. Не испытывала грусти. Все мои представления о нем оказались неверны, и это открытие совершенно ошеломило. Поначалу Тео был для меня просто сексуальным пареньком-серфером, и это он мог сделать мне больно, но уж никак не наоборот.

Тео добрался до двери, потянулся к ручке, повернул ее и вывалился, голый, наружу, в ночь. Со стороны он был похож на огромную умирающую рыбу. И только тогда я начала плакать.

– Подожди! – Я побежала за ним. – Стой. Позволь мне хотя бы помочь тебе!

– Ты уже много чего сделала.

Я проследовала за ним по бетонированной дорожке до тротуара. Тео полз медленно, волоча за собой хвост. Я разнервничалась и совершенно не знала, что делать. А потом мне вдруг стало смешно. Может быть, потому, что вся ситуация была такая необычная и нелепая. Казалось бы, что может быть нелепее, чем проснуться усыпанной пончиками в Фениксе, и вот, пожалуйста, я уже в Венисе, с получеловеком-полурыбой, в которого ухитрилась втрескаться и который удирает от меня по тротуару. Или, может быть, мне было смешно, потому что было страшно.