Читаем Рыбы не знают своих детей полностью

Шиповник вздохнул и направился к избе. Все последовали за ним. При свете спичек осмотрели упавшего у двери Жильвинаса. Он лежал навзничь с открытыми глазами, при слабом свете спички блестела набежавшая на пол черная лужа крови, но Шиповник присел на корточки, слушал, прижав ухо к груди Жильвинаса, а Стасису казалось, что эти секунды никогда не кончатся. Никогда, даже на фронте, он так не жаждал смерти другого человека. Это желание заслонило все остальные чувства и мысли. Только единственная мысль звенела, повторялась без конца: мертвые молчат, мертвые ничего не знают, мертвые уносят с собой все тайны.

— Конец, — вставая, сказал Шиповник. — С собой взять не сможем. Сейчас же поджигайте дом, чтоб никаких следов не осталось.

Он сам снял висевшую над столом керосиновую лампу, побрызгал на стены, облил труп Жильвинаса и зло сказал:

— Давайте спичку! Чего ждете!

Стасис чиркнул спичкой, поднес к стене, и пламя жадно вцепилось в смоченные керосином старые бумаги, начало извиваться, его язычки побежали по полу вдоль стены.

— Теперь к хлевам, — сказал Шиповник.

Словно от погони, они бежали в деревню, не проявлявшую никаких признаков жизни, хотя было ясно, что не глухие тут живут, не могли не слышать выстрелов… Но ни одно окно не засветилось, не приоткрылась ни одна дверь, не послышалось ни звука, только топот их ног… Стасис бежал вместе со всеми, слышал, как ухают сапоги мужчин, как они глубоко и с присвистом дышат, да и сам он хватал ртом воздух, словно его душили, но задыхался он от радости и тревоги. Сам Шиповник помог ему, не удосужившись осмотреть труп Жильвинаса: ружейную пулю нетрудно отличить от пистолетной… Только от ружейной пули, пронизывающей насквозь, может набежать такая лужа крови. Как же это не пришло в голову Шиповнику, который, несомненно, видел не один и не два трупа, изрешеченные пулями из пистолетов, автоматов и винтовок… «А может, прикинулся, может, спешка отодвинула минуту выяснения? Но теперь уже никто не докажет обратного, все будут знать только ту правду, которую расскажу я… Только мою правду… Свою правду Пятрас Лауцюс унес с собой. У меня не было иного выхода… „Только в самом крайнем случае можешь поднять оружие на человека…“ Хуже и быть не могло. Во всяком случае, для меня… Слава богу, еще ни один мертвец не воскрес… А патроны? А если Шиповник сосчитал выстрелы? Сколько патронов дал, конечно, знает… Нет сомнения, знает, сколько было в ладони… А если сосчитал, сколько выпустил, одного не хватит… Но и сам дьявол не подсчитал бы в такой заварухе, когда гремит со всех сторон. И не об этом он думал, когда из-под носа ушел Жаренас… Сам тоже строчил из автомата. Никто ничего не докажет. Все поглотило пламя…» Стасис, не останавливаясь, обернулся назад и увидел огненные столбы там, где стоял дом Жаренаса. Кончено! Теперь все… Слава богу, что не было Жаренене. Обоим уйти не удалось бы. Как знать, что теперь с Костасом… Счастье, что ни крупинки снега не осталось, а на голой земле или лесном мху ничего не увидишь, не пес — по запаху не найдешь, лишь бы не насмерть… Если насмерть, не поднялся бы, а ведь вскочил и убежал, словно потревоженный заяц.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее